Головы на копьях

– Я недавно видел сопляка, – пробасил Ярбор. – Я бежал вон в ту сторону, а он мне навстречу. Хотя не поручусь, что он выжил. Криджи тогда вокруг нас так и шныряли.

– Поищите шреди трупов, – распорядился Бурдюк. – И под повожками тоже. Будет плохо, ешли он выживет и жбежит.

«Ага, значит, для меня будет хорошо, если я выживу и сбегу!», – рассудил я. И заполз обратно в свое укромное местечко, где просидел остаток битвы. Как отсюда сбежать, я понятия не имел. Но другого укрытия у меня под рукой не было, и пришлось довольствоваться этим.

Лошади успокоились, их ноги больше не мельтешили у меня перед глазами, и я мог разглядеть, что творится снаружи. А творилось там что-то очень плохое. И раз поступок Гириуса никого не удивил, это доказывало одно: нападение на Баррелия случилось не вдруг. Похоже, все были в курсе, что оно рано или поздно состоится.

Кригариец был жив – я понял это почти сразу же. Желай курсор его смерти, он поджарил бы его молнией в мгновение ока. Но Гириус, похоже, лишь «куснул» ван Бьера блитц-жезлом, чтобы тот потерял сознание.

Зачем? Кандалы, которые были надеты на лежащего в грязи Баррелия, частично отвечали на этот вопрос. Но не давали ответа на другой: почему его все-таки не прикончили? Ведь скованный цепями по рукам и ногам, монах все равно оставался для наемников слишком опасным.

Они налетели на Пивного Бочонка, словно мухи на… Нет, неудачное сравнение. Лучше сказать «словно нищие на брошенный в грязь кошель монет». Каждую его конечность удерживали по три человека. А двое прижали ему голову к земле. Так, словно она могла оторваться от тела, взлететь и перегрызть чью-нибудь глотку. Еще четверо возились с кандалами. Судя по их спешке, им казалось маловато четырнадцати держащих Баррелия громил, чтобы почувствовать себя в безопасности.

Сколько бы раз Ярбор ни обозвал прилюдно кригарийца трусом, наемники помнили, кто он такой и чем знаменит. Даже хромоногий и оглушенный, ван Бьер являлся не тем противником, с кем им хотелось бы сразиться. По крайней мере, пока им не отдали такой приказ.

Я боялся, что меня тоже вскорости обнаружат – здесь было не так уж много мест, пригодных для укрытий. Но время шло, а этого все не случалось. Наемники ходили мимо лошадей, но никто не счел нужным заглянуть под коновязь. А, может, кто походя и заглянул, но просто меня не заметил. Вывалявшись в грязи и навозе с ног до головы, я сливался с землей, а отблесков костров не хватало, чтобы раскрыть мою маскировку.

Баррелий пришел в себя, когда его уже сковали кандалами и надели ему на голову что-то вроде клетки для птиц. Подобные штуковины я видывал на невольничьем рынке Дорхейвена на головах особо буйных рабов. И на голове кригарийца она смотрелась столь же нелепо, как на корове седло.

Впрочем, наемников можно было понять. Если ван Бьер ударится в буйство, кому-то из них сильно не поздоровится. И кусаться ван Бьер, я уверен, умел не хуже, чем драться кулаками.

Едва он очнулся и понял, что обездвижен, так сразу же решил проверить на прочность свои оковы. Во время этого испытания наемники держали ладони на рукоятях мечей и вздрагивали всякий раз, как пленник звенел оковами. Но поскольку выдрать с корнем дерево, к которому приковали кригарийца, ему было не под силу, он вскоре угомонился. После чего обвел мутным взором бывших соратников и молвил:

– Узнаю эти цепи и этот намордник! Я уже носил такие, когда гостил в подвалах Капитула. И зачем, святой сир, вы захватили с собой в поход эти безделушки? Впрочем, можете не отвечать – так и быть, ваша взяла. А теперь, кто-нибудь, объясните мне, что все это значит, и за какие заслуги меня шарахнули молнией?

– Потому что я так приказал, – сознался выступивший вперед полковник. – Однако считай это не наказанием, а всего лишь мерой предосторожности. За молнию тоже извини, хотя ты ведь понимаешь: мы не могли рисковать, предлагая тебе самому нацепить на себя кандалы. Но святой сир Гириус пообещал мне, что сделает все аккуратно и не причинит тебе вреда. Как видишь, он свое слово сдержал.

– Мера предосторожности? – переспросил ван Бьер. – От чего вам понадобилось меня предохранять?

– Не тебя. Нас – от тебя, – уточнил сир Ульбах.

– Вот как? – удивился Пивной Бочонок. – И что же вы натворили, раз убоялись моего гнева?… О, нет, я, кажется, догадываюсь! Кто-то из вас случайно прикончил в бою Шона и решил, что я взбешусь, когда об этом узнаю!

– Кого-кого? – не понял Шемниц. – Шона? Какого еще Шона?

– Того сироту, который меня сопровождал и готовил нам жратву, – пояснил Баррелий. – Так, значит, я прав?… Проклятье! Очень жаль парня. Да, он вел себя как несусветный зануда, но пользы от него все равно было больше, чем вреда. Уверен, со временем из него наверняка вышел бы толк… И где его тело?

Я под своей корягой горестно вздохнул. М-да, не такую эпитафию обо мне я хотел бы услышать из уст ван Бьера, но что поделаешь… Странно, но перед тем, как его шарахнули молнией, он же видел, что я выжил. Тогда почему сейчас он говорит такое? Или сила Громовержца заодно отшибла ему память?