Головы профессора Уайта. Невероятная история нейрохирурга, который пытался пересадить человеческую голову

В Подмосковье продолжало работать множество сталинских лабораторий. Их работа была окутана тайной, а разглашение секретов грозило тюрьмой (в лучшем случае): ученые из одной лаборатории ограничивали общение разговорами о погоде и ситуации на дорогах, отчего работа над общими проектами продвигалась медленно и со скрипом. Неужели столь потрясающий документ – фильм Демихова – оказался на Западе без ведома советских властей? В такое не очень верилось. Нет, это, безусловно, рассчитанный ход. Но какова его цель? Утечка (если это была утечка) случилась сразу после знаменитого выступления советского премьера Никиты Хрущева перед послами западных стран в 1956 году, в котором он сказал: «Нравится вам или нет, а история на нашей стороне… Мы вас похороним!»[38] Он хотел ярко продемонстрировать слушателям окончательную победу социализма над капитализмом. Превосходство Советского Союза, настаивал Хрущев, вытекает из «логики исторического развития»[39]. Позже он утверждал, что имел в виду «мы вас переживем»; американцы, однако, восприняли его речь как прямую угрозу. Работа Демихова несла послание того же свойства – предупреждение Западу о превосходстве советской науки. Оно удивляло и обескураживало, но также требовало ответа. Чем ответят Соединенные Штаты на столь необычный вызов? Этим фильмом продолжительностью всего несколько минут Цербер и его создатель со скальпелем положили начало одному из самых удивительных состязаний холодной войны.

Что есть наука, если не оружие?

Все мы выросли в мире, где возможна ядерная война. Еще в конце 1980-х в школах устраивали тренировочные воздушные тревоги и дети прятались под хлипкими партами, а звезды, такие как Стинг, записывали песни, в которых выражали надежду, что «русские тоже любят своих детей» (Russians, 1985):

Мы вас похороним, сказал Хрущев,
Но мне кажется, к этому он не готов,
Это самая идиотская из затей,
Если русские тоже любят своих детей.

Военно-промышленный комплекс настолько всеохватно определяет наше понимание последнего столетия, что мы с трудом представляем мир до его появления. А между тем этой колоссальной милитаристской машинерии почти не существовало, пока 6 августа 1945 года «Энола Гэй» не сбросила на Хиросиму первую атомную бомбу. Для публики это объяснили «необходимостью прекратить войну», хотя массированные бомбардировки зажигательными бомбами уже опустошили японские города, а небоеспособный имперский флот уже не мог проводить никаких крупных операций[40]. Историки и поныне спорят, было ли так уж необходимо применять ядерное оружие, но одно остается несомненным: небывалая разрушительная мощь атомной бомбы, неведомым образом расходящаяся от зловещего грибовидного облака, сделала ее самым чудовищным оружием психологического устрашения[41]. Бомба отправила миру страшное послание о военной силе Соединенных Штатов и об их техническом превосходстве. Это в конечном счете и было целью. Роберт Оппенгеймер, директор лаборатории в Лос-Аламосе, лично предостерегал президента Трумэна от применения нового, неопробованного оружия против мирного населения, настаивая, что «будет куда лучше не демонстрировать человечеству, насколько осуществимы планы по созданию подобной бомбы»[42]. Слишком опасно было приоткрывать крышку ящика Пандоры, когда все формулы и принципы атомного оружия уже стали общественным достоянием. Научный поиск (по крайней мере на Западе) основан на прозрачности, на обмене данными посредством статей, конференций и личного общения. Сам проект «Манхэттен» был строго засекречен, но математические расчеты и тактическую работу распределили между многими научными центрами – и, значит, материалы тех или иных обсуждений, даже какие-то конкретные формулы уже можно было найти в статьях и докладах. Оппенгеймер понимал: получив достаточно деталей, любой компетентный ученый сможет вывести формулу целиком. Хуже того, через шпионскую сеть в Канаде ядерные секреты уже утекали в Советский Союз[43]. В результате, когда Трумэн сообщил Сталину, что США обладают новым мощным оружием, это мало что изменило.

Трумэн не доверял своим так называемым союзникам: отношения между двумя странами оставались напряженными на протяжении всей Второй мировой. Поэтому, под давлением правительства (не все были довольны огромными затратами на ядерную программу) и сознавая необходимость показать техническое превосходство Америки над Советами, Трумэн дал добро на применение нового оружия[44].