Головы профессора Уайта. Невероятная история нейрохирурга, который пытался пересадить человеческую голову

К началу 1950-х Демихов провел больше трех сотен операций на собаках и умел накладывать анастомоз (выполнять хирургическое соединение двух сосудов) за 55 секунд[60]. При этом он не считался хирургом, поскольку не имел диплома врача. А перерыв из-за войны и напряженные отношения с преподавателями помешали ему защитить кандидатскую диссертацию и по своей специальности – биологии[61]. И все же Демихов продолжал экспериментировать, хотя у него почти не было оборудования, а жил он на скудную зарплату лаборанта. Потом ему удалось устроиться на работу в Московский институт хирургии. Но и тогда ему, чтобы сводить концы с концами, приходилось полагаться на финансовую поддержку жены Лии, с которой они расписались после войны. Лия и Ольга, дочь Демихова, вспоминали и о долгих вечерах, которые он проводил в институте, и о его привычке, что называется, брать работу на дом: в виде забинтованных собак, которые делили с Демиховыми тесную двухкомнатную квартиру. У Демихова был вечно беспокойный ум, он постоянно размышлял над вопросами, на которые еще никто не ответил: как бьется сердце, как дышат легкие, как устроен мозг и как его сложная механика влияет на разные системы организма. Внимательный, целеустремленный, дерзкий, он хотел делать немыслимое. Однако ни революционные медицинские идеи Демихова, ни фильм с его двухголовой собакой сами по себе не смогли бы поколебать уверенность американцев в их научном превосходстве.

4 октября 1957 года 84-килограммовый советский «Спутник-1», прочертив ночное небо, вышел на околоземную орбиту. По всей Америке и в большей части Европы его запуск отозвался общим изумлением и ужасом. Дело было даже не в самом аппарате и не в последовавшем за ним «Спутнике-2».

Космические технологии СССР были страшны ракетами, которые доставляли спутники на орбиту: если страна способна запустить объект на орбиту Земли, она, несомненно, способна доставить штуки пострашнее до целей, расположенных куда ближе к ее границам[62]. Президенту Дуайту Эйзенхауэру и так достался в наследство опасный «атомный тупик» – а теперь его соперник Никита Хрущев, считавшийся на Западе неуравновешенным и опасным человеком, получил в свое распоряжение ракетную мощь[63]. После запуска «Спутника-1» его главный конструктор Сергей Королев, 51-летний инженер-ракетчик, посвятивший жизнь покорению космоса, провозгласил, что «дорога к звездам открыта», но для Хрущева гораздо важнее был пропагандистский потенциал ракетостроения[64].

И Хрущев был в этом не одинок. В том судьбоносном октябре СССР посетил Ричард Рестон вместе со своим отцом Джеймсом, журналистом The New York Times. Вернувшись в Англию, Ричард обнаружил, что его товарищи-студенты не на шутку встревожены отставанием Америки. «Они считали это великим национальным поражением, – писал Рестон. – Нам говорили, что у Америки есть на все ответ, и вдруг оказалось, что это не так»[65]. Буквально в одну ночь Соединенные Штаты, чье лидерство в годы Второй мировой казалось неоспоримым, утратили и мощь, и статус. Даже Линдон Джонсон, на тот момент лидер сенатского большинства, не на шутку встревожился. «В открытом западном обществе мы привыкли жить в объятиях неба, – напишет он позже. – Но вдруг почему-то все стало иначе, и небо показалось почти чужим. Я помню, как меня потрясло, когда я понял, что чужая держава может получить техническое превосходство над нашей великой страной»[66]. Радужная картина 1950-х померкла.

Для своего «Спутника-1» советские ученые выбрали такую радиочастоту, чтобы его сигналы мог поймать обычный коротковолновый приемник, какие были в любом доме и даже в любом гараже. Это означало, что после новости о запуске обычные люди могли настроиться на «космическую» волну и услышать слабый писк советского аппарата, скользящего по ночному небу. Специалисты понимали, что сам по себе спутник не представлял никакой угрозы международной безопасности, – так, физик Джеймс Ван Аллен, работавший над созданием американских искусственных спутников, даже обрадовался его запуску, – но дело было не в его возможностях, а в перспективах[67]. Советский Союз больше не на другом конце мира – он прямо над головой. Даже генерал-лейтенант Джеймс Гэвин из министерства обороны, которого, вероятно, новость удивила меньше прочих, ощутил внутри зияющую пустоту. «Это меня просто убило», – вспоминал он, а его товарищ Джон Брюс Медарис просто завопил: «Вот чертовы гады!»[68] Американцы недооценили русских. И теперь бились не за то, чтобы победить их, а чтобы нагнать. Космическая гонка началась, и Америка уже ее проигрывала.