Головы профессора Уайта. Невероятная история нейрохирурга, который пытался пересадить человеческую голову

Уайт, накачавшись кофе и сжимая в зубах погасшую трубку, читает энцефалограмму. И до, и после изоляции показатели снимались по отдельности с разных долей мозга: сначала лобная, затем теменная, потом затылочная. Что бы ни происходило в изолированном мозге обезьяны, это была иная активность, не такая, как прежде, до отделения от тела. Полностью отключилась затылочная доля, отвечающая за зрительное восприятие, – что неудивительно, если мозгу не нужно управлять глазами. Теменная доля также показала значительный спад активности: там, где предоперационный график показывал регулярные волны небольшого разброса, на послеоперационном графике были пики и глубокие провалы. Поскольку теменная доля отвечает за получение и обработку сенсорной информации от других частей тела, эти резкие перемены могут показывать, что электрические сигналы пропадают втуне. Лобная же доля, отвечающая за когнитивные навыки, память и решения, подает сигналы, которые более похожи на дооперационный график. До операции там был густой лес из пиков; после же пики стали реже, подъемы и снижения плавнее, но картина осталась узнаваемой. «Мы впервые продемонстрировали, что изолированный мозг может жить», – объявляет Уайт[129]. Один из нейрофизиологов. находящихся в комнате, тут же соглашается с ним, добавляя, что, может быть, мозгу даже лучше без тела. «Полагаю, без сенсорной активности мозг может думать еще быстрее, – предположил ученый, но тут же сам себе возразил: – Вопрос только, о чем думать»[130].

Собранных наблюдений достаточно для первой статьи, которая появится в престижном журнале Science. Но – недостаточно в принципе. Нужно еще и еще повторять операцию, доводить ее до совершенства, чтобы результат можно было воспроизвести и подтвердить. Активность изолированного мозга начинает понемногу падать, поэтому Уайт с коллегами отключают охлаждение и зашивают обезьяну-донора, удалив канюлю – в сущности, «убивают» мозг меньшей обезьяны, не дожидаясь его угасания. Большой макак будет отдыхать и отъедаться, чтобы в следующий раз стать донором для другого мозга. На сегодня достаточно, и измотанные врачи отправляются по домам – насладиться заслуженным отдыхом. Но это, однако, не конец, а только начало. В следующие недели операции продолжатся по расписанию, с новыми парами подопытных животных. К сожалению, все эти операции придется прервать на середине – из-за опасного падения эритроцитов в общем объеме крови, поступающей в полуизолированный мозг[131]. Уайт предполагал, что это произошло в основном из-за невозможности стабилизировать состояние меньшей обезьяны: скачки температуры, кровопотеря. Он прекращал операции, чтобы не подвергать риску обезьян-доноров (они крупнее, дороже и полезнее). Все доноры выжили.

Может быть, это кажется бессердечным истреблением обезьян и уж точно переводом исследовательских грантов, но и в этом аспекте гонка Уайта по изучению «внутреннего» космоса не отставала от космической гонки в околоземном пространстве. В злополучные испытательные полеты NASA тоже отправляло макаков-резусов – приматов, чьи когнитивные способности сопоставимы с мышлением годовалого ребенка[132]. Их было около 25, и почти все они тем или иным образом погибли, как «Пропащие детки» Эдварда Гори[133]: несколько задохнулись из-за отказа системы жизнеобеспечения, один взорвался во время взлета, один сгорел при входе в атмосферу, сколько-то потерялось в море, а остальные, пережившие посадку, умерли через несколько часов вследствие перегрева и стресса. Нельзя подвергать опасности человеческие жизни, считают ученые, но любому научному достижению предшествует рискованный этап практического освоения. Поэтому процесс отрабатывают на обезьянах.