Головы Стефани (Прямой рейс к Аллаху)

Перед ним простирались три тысячи километров песка. Под этими барханами спали вечным сном римские легионы Аэлия Галла [50]и христиане Первого крестового похода Рено Шатильонского. [51]Несколькими годами ранее он обнаружил их останки, увидевшие свет после восьми веков хамсина. [52]Иссохшие тела походили на порыжевший и почерневший пергамент, но доспехи и мечи были такими же чистыми и блестящими, как в 1206 году. Некоторые приняли смерть от собственного кинжала, чтобы избежать беспощадного солнца и пытки жаждой.

Всадник улыбнулся. Это был мир без жалости, созвучный его душе. Мир-воин. Само солнце метало в него миллионы своих мечей.

Он заметил сокола.

Тот приближался, отвесно падая сквозь пекло неба, как крылатый черный камень, затем снова взмыл вверх, с плавной легкостью, презрев законы всемирного тяготения, и описал один круг, затем другой, всякий раз все уже, всякий раз все ниже, точно кружил над добычей, привлекая к ней взор охотника.

Всадник тронул верблюда, который сначала отступил назад и напрягся, чтобы высвободить копыта из песка, потом шагнул вперед, мерно покачиваясь и скользя; человек и верблюд спустились к подножию бархана, где их уже ждали спутники. Они устремились в ту сторону, куда указывала им своими нисходящими спиралями хищная птица. Двое спутников следовали за хозяином сокола — никто никогда не скакал впереди него, ни в мирное время, ни на войне.

Они сразу же заметили рощицу колючих кустарников и тех смиренных, но стойких кустиков, что не боятся ни засухи, ни ветра, бедных родственников благоуханной босвелии, в изобилии растущих на склонах Хаддана — их смола с незапамятных времен является предметом торговли.

Барханы стали более низкими и пологими, показался колодец и полоска песка, из-за присутствия воды сменившего желтую окраску на серую. Почва стала твердой и каменистой, темноватой, вновь вступая в вулканическое сообщничество с глубинными источниками. За колодцем начинались густые заросли абала и оазис с величественными и высокомерными пальмами. Подняв глаза к солнцу и прикрыв их ладонью, всадник увидел над головой алое зарево и черную стрелу. Впервые с начала охоты он улыбнулся. Добыча, видимо, была там, за пыльными деревьями.

Он услышал звуки дудки.

Мальчишка-пастух сидел на корточках на песке, в окружении серых, белых и коричневых коз, что паслись под пальмами.

Они подъехали со стороны солнца и внезапно вынырнули из ослепляющего света, так что мальчик не видел их приближения. Когда он их заметил, они уже остановили своих верблюдов. Он продолжал играть.

Всадник молчал, а двое его спутников держались чуть позади — им предстояло дожидаться, пока он не получит свое славное удовольствие. Он оттягивал момент, давая желанию вырасти и возмутить его кровь.

Тогда подросток поднял глаза и по выражению их лиц решил, что они хотят пить. Он, улыбаясь, показал им на колодец. Но они не пошевелились и продолжали смотреть на него с высоты своих верблюдов горящими алчущими глазами — и он понял. Он положил дудку на землю и умоляющим, нежным взглядом попросил смилостивиться над ним.

Тогда он увидел, как чужестранец, который был у них главным, худощавый человек с коротким, изогнутым, как клюв совы, носом и с выкрашенной хною бородой поднял левую руку. Небо ответило, с солнца упал сокол и замер на плече хозяина, тут же потеряв всякий интерес к двуногой добыче, которую до этого выслеживал с таким рвением.

Лицо чужестранца исказилось, голубые глаза побледнели, а рот, казалось, проглотил губы и стал одной тонкой полоской.

Черты подростка были мягкими и вместе с тем мужественными, в его глазах играли зеленые отблески, а тело казалось усыпанным каплями утренней росы. Над ним еще не совершили обряда обрезания, о чем свидетельствовали его волосы, уложенные в виде петушиного гребня.

Он поочередно взглянул на трех всадников, затем опустил длинные ресницы и расплакался.

Чужестранец спешился. Оба его спутника последовали его примеру. Их предводитель наклонился к ребенку. Он взял его за подбородок и заставил поднять голову.

Глаза еще невинные. Дрожащие губы еще чисты. Руки, живот и бедра на ощупь нежные, как бархат.

Пока его спутники ставили ребенка на колени, всадник с благодарностью думал о том, что пески всегда к нему благоволили и никогда не скупились на милости.

Сокол спал на плече мужчины, уткнувшись клювом в серебристые перья.

Ребенок попытался было сопротивляться, но один из всадников зажал его голову между колен, а второй заключил обе ручонки в свой кулак.

Губы мужчины скривились в улыбке, глаза сверкали в преддверии варварского опьянения. Он будто бы вонзал меч в плоть нежной жертвы, будто бы кровь воина вкушала, наконец, полную победу.

Двое других ждали своей очереди.

…Его звали Берш. Хуго, Эразм, Людвиг, Амадей, Клементий, Алоизий Берш.

13