Головы Стефани (Прямой рейс к Аллаху)

— Точно не знаю. В последний раз, когда я их пересчитывал, их было двадцать семь, но я слышал, что в мое отсутствие друзья подарили мне новых.

Он в ярости прервал свою речь.

— Вы что, не видите, что я шучу? Да за кого вы нас принимаете? У меня нет жены. Вернее, я никогда не был женат. Время от времени я с кем-нибудь трахаюсь, как и все.

Она остановилась и смерила его взглядом.

— Вот это да! Вы разговариваете как американский капрал. Где, черт побери, вы научились так выражаться?

Руссо повысил голос.

— Мы не такие уж варвары. Мы в состоянии запомнить несколько иностранных выражений. Могу вас заверить, что в Америке я не терял времени даром…

— Я не это имела в виду… Просто я никогда не встречала человека, менее похожего на американца, так что американский солдатский жаргон в ваших устах…

— От предрассудков нужно избавляться, — посоветовал Руссо.

Он остановился перед ювелирной лавкой, где была выставлена сверкающая бижутерия, привезенная из Германии. Но Стефани заметила восхитительное произведение местных ремесленников, скромно помещенное позади иностранного барахла. Это была черная роза, вырезанная из куска лавы. Интерес Стефани к розе не укрылся от глаз торговца. Он внезапно возник из недр лавки, на лице у него расцвела широкая улыбка, и он принялся по-арабски восхвалять свой товар. Он держал черный цветок за стебель прямо перед глазами Стефани.

— Что он говорит?

Руссо не знал ни слова по-арабски. Для орла пустыни ситуация была не очень удобная. Теперь торговец обращался к нему, явно перейдя на поэтичный литературный арабский, и Руссо, покрываясь от ужаса потом, начал лгать с энергией отчаяния:

— Это роза хасад,у нас это амулет на счастье… Этот парень говорит, что у нее длинная история. Традиция черной розы восходит к Фатиме — вам же известно, это была любимая жена Магомета…

Он поспешно достал деньги из кармана и стал совать банкноты торговцу, но тот продолжал свои элегические речи.

— Он утверждает, что эта роза украшала гарем Марбака, величайшего из всех завоевателей…

Вторая порция банкнот наконец-то заставила ювелира умолкнуть, и Руссо вручил розу Стефани.

— Печально, — прокомментировал Руссо. — Наш народ теряет свою культуру. Арабский этого человека невероятно груб. Я с трудом его понимаю…

Затем ему пришлось пройти через новое испытание, когда на площади Раиса Стефани решила попробовать молока верблюдицы — этот напиток черпался прямо из источника. Руссо невнятно произнес несколько гортанных слов, которые привели торговца в некоторое замешательство, а остальное сделали несколько выразительных жестов.

— Вы живете в Тевзе? — спросила Стефани.

Руссо смотрел на нее, попивая сладковатую, совершенно отвратительную жидкость. Власти поселили его в медине, в доме, найти дорогу к которому без помощи водителя он был не в состоянии. Если бы он ориентировался в этих бредовых улицах, то подхватил бы этот мяч на лету — если она действительно кинула ему мяч: он бы пригласил Стефани к себе домой и получил бы еще одну нашивку за верность профессии, красоту которой он никогда не оценивал выше. Вдобавок ко всему, он чувствовал, что плохо играет свою роль, а это было крайне обидно для человека, считавшего, что он понаторел в искусстве жить в чужой шкуре за счет американских налогоплательщиков.

Он поставил кувшин обратно под вымя верблюдицы.

— Нет. Я поставил шатер в пустыне. Я приехал в Тевзу с двумястами верблюдами, которых рассчитываю продать армии…

Стефани обладала практическим складом ума.

— А сколько стоит верблюд?

Руссо закрыл глаза.

— Смотря какой. Это зависит от породы, возраста и… разумеется, роста…

Он остановил такси, и они поехали вдоль нескончаемой стены старого города. Руссо начал длинный восторженный рассказ о Соединенных Штатах, не давая Стефани возможности сменить тему. Он включил в него всякого рода убедительные подробности о Нью-Йорке и Новом Орлеане.

— Вы и вправду хорошо знаете мою страну, — сказала она.

Всю дорогу Руссо был неистощим в рассказах на эту тему, при этом он удивлялся, как он не додумался до этого раньше. Теперь ему дышалось свободнее. Стефани ни разу не заговорила о деле. Она выглядела беспечной, довольной тем, что она здесь, с ним, вдали от кошмара…

У него было чувство, что он с блеском провел трудную операцию.

Они взобрались на холм, и оттуда он показал ей город, опоясанный широкой охровой стеной и ощетинившийся минаретами.

— Эта стена видела воинов Мохали, властителя, противостоявшего Магомету…

— Да, я читала об этом в гостиничной брошюре, — сказала Стефани. — Мне пора возвращаться. Я попытаюсь связаться с зарубежными агентствами печати. Я знаю, что у «Ассошиэйтед пресс», «Рейтера» и «Франс-пресс» здесь есть свои корреспонденты. Они приходили брать у меня интервью на следующий день после нашего приезда. С тех пор ничего… Власти угрожают им, я в этом уверена. Но я сумею на них выйти.