Голубая дама

Родная Юлинька! Но это еще не вся беда. Главное то издевательство, какое сносят наши мужья. Михаил Александрович — герой сражений, генерал, которому офицеры его полка преподнесли золотую шпагу, — подчиняется теперь каждому конвойному солдату, и этот солдат волен не только прикрикнуть на него, но оскорбить и даже ударить…»

19 июня

Перечла все вчерашнее и так мне горько, так обидно и не только за Наташу, но и за себя. И все стоял перед глазами юноша в скромном мундире прапорщика, все слышалось хриплое от волнения: «Прощай, Юля! Еду за хребет кавказский. Ежели когда вспомнишь меня, за то — спасибо!»

Знал бы он, слышал бы, как обижена, как оскорблена его Юля. Подумать только, я лишена даже права написать письмо несчастной подруге, которую почитала своей сестрой. Есть ли что-нибудь непереносимее этого!

Как хорошо еще, что я догадалась писать дневник.

Когда даже бумаге передашь свои чувства, и то не так одиноко, и то становится легче.

Отчего мне выпала такая судьба? Хоть и грешно роптать, но за какой грех богу неугодно было дать мне детей? Какой была бы я счастливой, какой заботливой матерью!

Стучат в дверь. Это — муж. Он стучится уже третий раз. Но я не хочу… не могу его видеть.

21 июня

Сегодня мы встретились с Николаем Артемьевичем. Я выходила из своей спальни, когда его экипаж удалялся от подъезда. Но он появился среди дня неожиданно. Целовал руки и извинялся. Однако твердо стоял на своем.

— Пойми, Юля, какой опасности ты нас подвергаешь…

— Какой опасности? — возразила я. — Ведь мы же не злоумышляли на государя.

— Проста же ты, душа моя, — снисходительно улыбнулся генерал. — Говорят, простых бог простит. Бог — возможно. А вот Александр Христофорович навряд ли.

Я посмотрела на него с недоумением.

— Не ведаешь, Юлинька, кто есть Александр Христофорович, — с усмешкой сказал мне муж. — Дай бог тебе и далее так. Только если эпистолии такие получать будешь, порушится оно, твое неведение. Доведется коли не тебе, так мне с этим лицом ближе познакомиться. Александр Христофорович — это Бенкендорф, тот самый, что на площади Сената разгромил преступников. А сейчас он — шеф жандармов и главный начальник Третьего отделения собственной его императорского величества канцелярии.

И все так же усмешливо, иронически муж поведал мне, что господин Бенкендорф сам выдумал и сорганизовал это отделение. А в нем собраны такие люди, через коих Александр Христофорович обо всем извещен. И сыщики его есть повсюду. И уж, конечно, кишмя кишат они вокруг столь важных государственных преступников. И генерал уверен — ранее, чем получила я Наташино письмо, дословный список его лежал на столе у Бенкендорфа.

— Видишь, Юлинька, что ты делаешь! Какую петлю затягиваешь. — Николай Артемьевич выразительно показал на свою красную шею…

23 июня

Невзирая на то, что мы помирились с мужем, прежнее равновесие в семье нашей утеряно. Николай Артемьевич хотя и пытается скрыть от меня, но я чувствую, как он неспокоен и внутренне суетлив. И самое обидное — испуган. Как неприятно бывает женщине, когда муж ее, которого она считала наихрабрейшим, оказывается трусом.

Равные слухи ходят здесь про генерала. Говорят, что он самочинно расправляется с неугодными людьми. Слыхала я даже, будто расправа эта ведется в глухих подвалах нашего дома. Под действием этих неясных россказней мне даже однажды показалось, будто снизу донесся не то вскрик, не то стон. Этому я склонна была одно время приписывать и беспокойство моего медвежонка, который вдруг принимался рычать по ночам.

Однажды потребовала ключи и спустилась в подвал. Было неловко, когда убедилась, насколько вздорны все эти россказни. В подвале валялась разная рухлядь — рассохшиеся бочки, лопаты, конская сбруя. В середине его была глухая кирпичная стена.

Да, много всякой чепухи болтают досужие языки в нашей глухомани!

Но даже и в сплетнях здешних мужа моего не обвиняли в трусости. А ведь глубоко сокрытый этот порок когда-нибудь станет для людей явным. Признаюсь, нервозность его передается и мне. Если из окна увижу — спешит во дворец Евтейша, сразу екнет у меня сердце. Думаю, несет мне какую-то тяжелую весть.

А дело в том, что генерал отпускает Евтейшу от своей персоны очень редко. И коли послан Евтейша, значит, что-то случилось, значит, доверено ему нечто чрезвычайное. Обычно же Евтейша всегда должен находиться под дверью помещения, где пребывает его хозяин. Как собака. Правда, в отличие от собаки никогда голосу не подает. Движется Евтейша неслышно, хотя плечами широк и телом плотен.

Молчалив же он редкостно. Говорит одно слово на неделю и то чаще всего — междометие. Барину своему, точно, предан по-собачьи.