Голубая лагуна [сборник]

На окраине зеленой поляны, между двумя стволами абрикосового и хлебного дерева, на свет божий появился домик. Он был немногим больше хорошего курятника, но много ли нужно для двоих в стране вечного лета? Построен он был из бамбука и крыт двойной крышей из листьев пальметто, — лаз чисто построен и так аккуратно крыт, что можно было принять его как произведение нескольких опытных строителей.

Хлебное дерево было бесплодно, как иногда случается с этой породой деревьев, когда целые рощи перестают давать плоды по какой-то странной прихоти природы. Теперь оно было зелено, но приближалось то время года, когда вырезные листья расцветятся всеми оттенками золота, бронзы и янтаря. За ним открывалась просека, где, видимо, расчистили заросль и насадили кореньев таро.

Выйдя из домика на лужайку, можно было бы подумать, что находишься в английском парке, когда бы не тропическая листва деревьев.

В доме имелось отверстие для двери, но самой двери не было. Внутри было довольно пусто. Пол устилался сухими листьями папоротника. По обеим сторонам дверей лежало по свернутому парусу. К одной из стен была прибита первобытная полка, на которой стояло несколько мисок из кокосовой скорлупы. Владельцы жилья, очевидно, не злоупотребляли им, укрываясь в нем только ночью или во время росы и дождя.

На траве у порога сидела девушка лет шестнадцати. На ней ничего не было, кроме юбочки из яркой полосатой материи, доходившей до колен. Длинные черные волосы были откинуты назад и связаны плетью винограда. За правое ухо, как перо у писаря, был заткнут красный цветок. Лицо ее было прекрасно, с глубокими серо-синими глазами и налетом мелких веснушек. Она полусидела, полулежала на левом боку, а перед ней прохаживалась взад и вперед синяя птица с коралловокрасным клювом и блестящими, зоркими глазами.

Девушка эта была Эммелина Лестрэндж. У самого ее локтя стояла миска из ореховой скорлупы с каким-то белым кормом для птицы. Два года тому назад Дик нашел ее в лесу заброшенным матерью, проголодавшимся птенчиком. Они выкормили и приручили его, и он сделался членом семьи, ночуя на крыше и аккуратно являясь в часы еды.

Эммелина протянула руку: птица тотчас взлетела на воздух и спустилась к ней на палец, подняв крылья и приговаривая единственное слово своего словаря, от которого и произошло его имя.

— Коко, — спросила Эммелина, — где Дик?

Птица стала ворочать головой, как бы в поисках за хозяином, а девушка, смеясь, подняла палец и любовалась ею. Они составляли красивую картинку в широкой тени хлебного дерева, и трудно было поверить, чтобы невзрачная Эммелина Лестрэндж могла развиться в такую красивую, цветущую девушку. И все это чудо, поскольку касается красоты, совершилось в каких-нибудь шесть месяцев.

XXIII. Полудитя — полудикарь

Прошло пять дождливых сезонов после трагического происшествия на рифе. Пять долгих лет гремели валы и кричали чайки вокруг фигуры, воздвигнувшей таинственную преграду поперек лагуны.

Дети так и не вернулись на старое место. Они держались на задней части острова и лагуны, — достаточно просторный для них и прекрасный мир, но безнадежный в смысле цивилизации; ибо кому из моряков, редко причаливавших к берегу кораблей, придет в голову обследовать лагуну и остров? Вероятнее всего, что ни одному.

Время от времени Дик отправлялся на шлюпке на старое пепелище, но Эммелина отказывалась сопровождать его. Он, главным образом, наведывался туда за бананами, так как на всем острове была всего-навсего одна группа банановых деревьев, — та, что росла у водопада в лесу, где они нашли зеленые черепа и бочонок.

Эммелина никогда не оправилась вполне от драмы на рифе. Ей показали нечто, значение чего она смутно поняла, и место, где это случилось, осталось навсегда облеченным ужасом и страхом. С Диком совсем не то. Конечно, он тогда сильно напугался, но мало-помалу чувство это изгладилось.

В течение этих пяти лет Дик построил три дома. Он засадил грядку таро и грядку нататов. Он изучил каждую лужицу на рифе на две мили в оба конца и вид и нравы их обитателей, хотя имена последних и были ему неизвестны.

Немало он перевидал диковинного за эти пять лет, — начиная с боя между китом и двумя «молотильщиками» за рифом, продолжавшегося целый час и окрасившего волны кровью, и кончая падежом рыбы, отравленной пресной водой, заполнившей лагуну от небывало сильных дождей.

Он изучил наизусть леса задней части острова и все формы жизни в них, — и бабочек, и птиц, и ящериц, и странного вида насекомых; необыкновенные орхидеи, иные прекрасные, другие отталкивающие, как подлинный образ разложения, но все до единой странные. Он добывал тут дыни, и гуявы, и хлебный плод, талтийские красные яблоки, бразильские сливы, таро в изобилии, и много других лакомых вещей, — но бананов здесь не было. Это временами огорчало его, так как он не был чужд человеческих слабостей.

Хотя Эммелина и спрашивала Коко о Дике, но делала это она только для разговора, так как превосходно слышала его в соседней бамбуковой роще.