— Просыпались под звездами… — он говорил с остановившимися глазами, как бы созерцая что-то очень далекое, — ложились вместе с солнцем, вечно купаясь в этом чистом воздухе, обвевающем нас теперь. Предположим, что оно так… Не было ли бы жестокостью вернуть их к так называемой цивилизации?
— По-моему, да! — сказал Станнистрит.
Лестрэндж промолчал, продолжая шагать по палубе, с понуренной головой и заложенными за спину руками.
Однажды на закате Станнистрит сказал:
— Мы теперь находимся за двести сорок миль от острова, считая с полуденного расчета. Даже и при теперешнем ветре мы делаем по десяти узлов, и должны быть на месте завтра в это время дня, даже раньше того, если ветер посвежеет.
— Я очень расстроен, — сказал Лестрэндж.
Он спустился в каюту, а моряк тряхнул головой и, прислонившись к перилам, стал смотреть на великолепный закат, суливший опытному глазу прекрасную погоду.
Поутру ветер слегка упал, но в течение всей ночи он дружно дул не переставая, и Раратонга много миль прошла за это время. Около одиннадцати часов ветер начал спадать и превратился в легчайшее дуновение, едва достаточное, чтобы наполнить паруса и поддерживать бурлящий сзади след. Внезапно Станистрит, разговаривавший в это время с Лестрэнджем, взлез на вы-блинки бизань-мачты и заслонил глаза рукой.
— Что такое? — спросил Лестрэндж.
— Лодка. Передайте мне, пожалуйста, бинокль.
Он навел бинокль и долгое время смотрел, не говоря ни слова.
— Это маленькая лодочка, плывущая по течению, без людей. Нет, погодите! Что-то белеется внутри, но не разберу — что. Эй, там! — обратился он к рулевому, — держи слегка к штирборту. — Он спустился на палубу.
— Мы идем прямо на нее.
— А есть в ней кто-нибудь? — спросил Лестрэндж.
— Невозможно рассмотреть, но я спущу вельбот и приведу ее.
Он приказал приготовить вельбот и посадить в него людей.
По мере приближения, удалось разобрать, что в уносимой течением лодке, похожей на судовую шлюпку, находилось что-то, но что именно нельзя было рассмотреть.
Достаточно приблизившись, Станнистрит остановил шхуну, замершую на месте с трепещущими парусами.
Сам он сел на носу вельбота, Лестрэндж на корме. Спустили вельбот и налегли на весла.
Маленькая шлюпка являла печальный вид, плывя по воле волн. Она казалась не крупнее каштановой скорлупы. В тридцать взмахов весел, нос вельбота коснулся ее кормы. Станнистрит ухватился за шкафут.
На дне шлюпки лежала девушка, совсем нагая, за исключением юбочки из пестрой материи. Одна из ее рук обвивала шею другого существа, наполовину скрытого ее телом, другая прижимала отчасти к себе, отчасти к своему соседу, тело маленького ребенка. Очевидно, туземцы, случайно отбившиеся от какой-либо между-островной шхуны. Груди их спокойно поднимались и опускались, а в руке девушки была стиснута древесная ветка, с единственной засохшей ягодой.
— Мертвые? — спросил Лестрэндж, угадавший, что в шлюпке находятся люди, и старавшийся заглянуть в нее, стоя на корме.
— Нет! — сказал Станнистрит, — они спят.
Коралловый корабль
Глава 1
Голубое море простиралось вплоть до самого горизонта, и какое голубое! Слова бессильны, если вам не удалось увидеть это море, омывающее Виргинские острова и дающее пристанище военным судам у Порт-Ройяля. Это обширное водное пространство с множеством подводных скал и рифов, которые бороздили суда корсаров, протянулось от мыса Катоша до Подветренных островов и от Юкатана до Багамских островов.
На белоснежный песок, блестевший под ослепительными лучами солнца, набегали светло-зеленые, прозрачные волны. Море, набравшись сил у западных берегов, обрушилось жестоким штормом на Виргинские острова и теперь засыпало.
Гаспар Кадильяк, кочегар с «Роны», прислонившись спиной к стволу пальмы, был занят выколачиванием своей старой трубки и прислушивался к голосу моря.
«Я впитало в себя влагу западных берегов и обрушило ее на Виргинские острова, — казалось, шептало оно. — Теперь же я отдыхаю от своих трудов».
Французские моряки делятся на две группы: на южан и на северян. К первым принадлежал Гаспар, уроженец Прованса, красивый брюнет, сухопарый и подвижный. Его приятель Ивес, тоже кочегар с «Роны», был рослым бретонцем с белокурой бородой и голубыми глазами. Только он с Гаспаром и спаслись при гибели корабля.
Сейчас Ивес находился на другой стороне острова, где в маленьких бухточках ловил крабов к ужину.
Недалеко от берега, напротив того места, где сидел Гаспар, покачивалась «Рона», килем вверх, с лопнувшими котлами, с днищем, превращенным в щепы, — точно кулак какого-то гиганта, поднявшегося из морской пучины, размолотил судно.
Судьба была благосклонна к Гаспару и Ивесу. Катастрофа произошла с молниеносной быстротой в то время, как море было залито лунным светом. Огромный вал поднял «Рону» и швырнул на рифы, словно подстерегавшие свою жертву. Раздался свист пара и крики обваренных людей, с оглушительным треском взорвались котлы, палуба полезла вверх. Это была зловещая картина!