— И какие на сегодня у тебя еще имеются кандидатуры, белочка? — закусывая коньяк сыром, с набитым ртом позволяет себе беседовать с какой-то ручной «белочкой» Ярозубов. — Фамилия Семикопытный, говоришь?.. Достойный клиент во всех отношениях?.. Момент, белочка, — тянется Ярозубов к радиодинамику, тихонько наигрывающему на стене над головой у него, — тут по радио замечательную песню Алла Борисовна исполняет. «Миллион, миллион, миллион алых роз…» — тебе нравится?.. Хорошая песня. Особенно текст. Представляешь — целый миллион роз? Меньше было бы — и песня не та была бы… Весь цимус в том, что именно миллион. Дух захватывает при мысли о том, что этот миллион продать можно было бы… Что значит утопия? Продают же люди. По рублику за алую розу. И живут себе на эту скромную выручку… Так вот, белочка, если этот Семикопытный способен продать свой домик и выручку потратить на любимую женщину, то я готов хоть сейчас выключить радио и повоздействовать на него своим могучим биополем… Ну, зачем же так прямолинейно воспринимать текст замечательной песенки? Собственное здоровье, вполне возможно, куда дороже любимой женщины. Сама должна понимать, как женщина и медсестра… Ну, так какие показания у этого Семикопытного, чтобы получать сеансы сенсорно-флюидного воздействия на его паршивый организм?.. Директор базы стройхозтоваров? Фьюи-и! Вот так птица!.. Да не в том смысле, что низкого полета, как раз наоборот. Это пернатое из таких заоблачных высот, что дух захватывает. Этот орел способен не один миллион роз швырнуть к ногам, если понадобится… Иду на прием, белочка, мое биополе полностью к услугам клиента Семикопытного. Но ты, пожалуйста, популярно растолкуй этому орлу с базы, что мое биополе требует весьма дефицитных удобрений, иначе урожай будет не очень весомым. Тем более, как мне подсказывает интуиция, диагноз у клиента Семикопытного весьма настораживающий. С такими показаниями его подлечить мог только один человек по фамилии Тони Агпаоа. Это знаменитый филиппинский хилер, мой друг, с которым я встречался на всемирном семинаре по использованию биополей в повседневной терапии. Я бы мог, конечно, клиенту Семикопытному составить протекцию, но для этого надо было бы ехать на Филиппины, а это утомительно. К тому же Тони Агпаоа два года как умер. Одно утешение, что я еще жив-здоров. Словом, объясни гражданину все как надо. А от меня тебе, белочка, тоже много роз. Целый букет. И еще кое-что, конечно… Потом скажу, а то тут восседает чем-то встревоженный Котя Дробанюк… Пока.
Ярозубов кладет, наконец, телефонную трубку и ожидающе смотрит на Дробанюка — что скажет тот?
— Эту стерву я знаю, — мрачно бросает тот.
— Кого — белочку? — удивленно спрашивает Ярозубов.
— Да какую там белочку! Семикопытного!.. Потрепал он однажды мне нервы только так!.. Бывший зэк, как пить дать. Стриженный тогда был под бобрик.
— Значит, стоит еще раз подстричь эту стерву? — улыбается Ярозубов.
— Обязательно! — И Дробанюк переворачивает бутылку, показывая, что коньяка там больше нет.
— В холодильник дотянешься? — кивком показывает Ярозубов. — И закусить, наверное, что-нибудь вытащи.
Не вставая с табуретки, Дробанюк открывает дверцу холодильника. Тот забит до предела всякой снедью: копченой колбасой, балыком, какими-то консервами. Рядом с начатой бутылкой того же «Наполеона» стоит поллитровая баночка с красной икрой.
— Тяжело холостому-неженатому, — бормочет Дробанюк. В другой раз он бы охнул при виде всего этого, но сейчас ему не до повышенных эмоций. — Горяченького никто не сварит ему…
— А мы привыкши, — с елейной улыбкой произносит Ярозубов, отвечая этим на подковырку. Затем жестом подбадривает Дробанюка. — Тащи побольше на стол, загрызать будем…
Дробанюк выкладывает на стол и балык, и икру, и консервы — все, что попадается под руки, и они с Ярозубовым по-варварски отламывают пальцами, откусывают зубами, зачерпывают хлебными горбушками, обходясь без ножей и вилок.
— Воспрянул ты, Леша, вижу, — с набитым ртом говорит Дробанюк. Затем показывает глазами на закуски — Выбился, значит, в хироманты?
— Какие еще хироманты? — недовольно возражает Ярозубов. — Я экстрасенс, понимаешь ли ты, что это такое?
— A-а, не все ли равно, — скептически хмыкает тот.
— Я биотоками лечу, био-токами! Разница как между небом и землей.
— Развелось вас таких сейчас — как собак нерезаных…
— Да таких, как я, если хочешь знать — единицы. А то и меньше, — сердится Ярозубов. Он сосредоточенно жует, размышляя, что сказать дальше. — Если не в единственном роде.
— Ну в каком же единственном? — искренне возражает Дробанюк. — Вон в Ростове, говорят, один дед практикует, в Донецке есть…