Голубая свастика (СИ)

Он долгое время пробирался, временами приходилось карабкаться. Равиль чувствовал, что это самый важный путь в его жизни, уж слишком глубокие и противоречивые эмоции он сейчас испытывал.

С одной стороны, он всей своей душой жаждал вознестись на эту гору на крыльях и узнать всю правду: жив Стефан Краузе или давно мертв. С другой — его так сладко томили мечты, и одновременно сковывал ужас, что они безосновательны, и он желал, чтобы тропа не заканчивалась никогда. Ведь так прекрасно иметь последнюю надежду, тем более, осознавая, что за ней ничего нет. Только смерть и черная черта, пересекающая всю его дальнейшую жизнь.

Лишь сейчас он осознал в полной мере, как безумно соскучился по этому мужчине, и все его чувства, которые он принудительно сдерживал и давил в себе в последние годы, вдруг вырвались наружу. Тысячу раз он прокрутил в голове все, что у них было за то время, что они находились вместе в лагере. Тысячу раз он произнес сам себе все те слова, которые они случайно или сознательно говорили другу, когда были вместе.

В своих воспоминаниях он бил Стефана по голове железной лампой, потом сам копал себе могилу, а после Стефан вдруг раскрыл двери газовой камеры и вытащил его наружу. А потом Равиль отдавался ему как никому и никогда — днем ли, ночью, не важно, — ведь он просто потерял счет этим невероятно дорогим моментам, которые прокручивались в его сознании вновь и вновь.

И он до сих пор стонал по ночам, вгрызаясь зубами в подушку, в полном безумия желании — принадлежать лишь ему одному. Почему такая жестокая жизнь отобрала единственного любимого им человека? Одного из миллиардов, населяющих планету? Равилю был нужен только Стефан, который подарил ему возможность выжить и продолжить свой род.

Равиль, когда смотрелся в зеркало, давно уже не видел себя. Он видел отражение седого мужчины, мрачного, бледного, иронично усмехающегося и пожирающего его жадным, пылким взглядом. И от этого видения его кровь невольно леденела в жилах, а к горлу подкатывал ком.

Наконец Вальд вроде вышел в места, которые казались жилыми. Между сосновыми деревьями он заметил высокие строения с белеными стенами. Суровые, лишенные красоты и уюта, с высокой, сложенной из камня оградой. Это насторожило Равиля. Кто знает, какие люди обосновались в укрытом чащей леса заведении? Вдруг здесь прибежище нацистских служащих, которые приманивают сюда евреев, чтобы продолжать их уничтожать?

Нахлынувший, глубоко въевшийся ужас настолько сковал сознание, что молодой мужчина присел прямо на землю, прижался к стволу ароматно пахнущей сосны и принялся судорожно озираться вокруг.

Однако никакая сила не могла заставить его отступить от заветной мечты найти возлюбленного. Он был готов умереть, только бы увидеть Стефана Краузе хотя бы на один миг. Лишь еще раз, на долю секунды взглянуть ему в глаза и найти в них отражение своих собственных глаз!

Равиль передохнул под раскидистым деревом. Опавшие иголки через тонкую ткань костюма впивались в бедра. Он набирался мужества встать и пойти дальше, чтобы узнать все. Все! И от этого зависело, будет ли он жить дальше или останется влачить безрадостное существование, терзаясь напрасными воспоминаниями.

Вскоре молодой человек решительно поднялся на ноги и направился в сторону клиники. Он надеялся там первым делом разыскать главврача, чтобы попытаться выяснить всю правду, а потом бежать назад на станцию, если питаемые им надежды окажутся ложными.

Его тревожило, что он не удосужился узнать расписания местных поездов, но это уж совсем незначительные детали. Главным было, в случае, если его ожидала нацистская ловушка, приложить все усилия, чтобы как можно скорее сделать ноги. А если это действительно психиатрическая клиника, то постараться найти того пациента, которого Равиль по описанию принял за Стефана. Его или… не его. Совсем не его.

Вскоре молодой мужчина вышел на пристань. Здесь располагались мостки, возле которых на темной воде колыхались пустые лодки. На берегу сидели несколько рыбаков. Стараясь не привлекать к себе внимание, парень поспешно углубился в лес и там остановился, пристально рассматривая затылки рыбачивших мужчин.

И вдруг он услышал голос. Да, тот, один единственный из миллиона голосов. И тут же ощутил прикосновение руки к своему плечу, на которое он так остро отреагировал, что едва не лишился чувств.

Равиль даже не знал, что почувствовал сперва — звук такого родного голоса или ощущение знакомого прикосновения. Он начал медленно оборачиваться, теряя последние остатки здравого рассудка.

И тут в глаза брызнуло яркое солнце. И, прежде, чем увидеть того, кто стоял перед ним, Равиль на миг лишился зрения.

Его опять тряхнули за плечо, и молодой мужчина распахнул глаза. Над ним стоял контролер в форме.

— Проснитесь, — бормотал он. — Ваш билет!

— Билет? — поразился Равиль, ошарашено озираясь по сторонам.

Он сидел в вагоне на жесткой, неудобной скамейке, а в глаза через окно беспощадно бил ослепляющий солнечный свет.

— Ах, вот же он, держите, — Равиль протянул контролеру билет, который продолжал сжимать в руке, даже когда уснул.