Голубая свастика (СИ)

Стефан застал парня сидящим на подоконнике. Что же тот надеялся увидеть там, за окном? Пейзаж был безрадостным. Бараки, бараки, бараки, колонны тощих и изможденных узников, дымящие трубы. Заметив, что к нему зашел офицер, юноша тут же соскочил с подоконника и опустил глаза. Он все еще был бледным, реснички его дрожали.

Между кроватями Карла и Равиля стоял столик. Стефан положил на него ремень и наручники, а потом отдал парню приказ, указывая на кровать:

— Я дал тебе достаточно времени все осознать, Равиль. Ложись на живот лицом вниз и подними руки к изголовью. Быстро! Мое терпение иссякло, и сейчас ты будешь наказан.

Все это он произнес твердым голосом, еле сдерживая свирепый рык. Он и в самом деле был ужасно зол на Равиля. Своим безобразным поведением тот подставлял его да еще и попытался убить. К злости и раздражению примешивалось нарастающее возбуждение, которое, в общем-то, мучило его еще с самого утра. И вот он добрался до своего еврейчика.

Равиль сжал губы и, не поднимая глаз, чтобы не доставить немцу удовольствия прочесть в них замешательство и страх, лег, как тот приказал, схватив руками металлические прутья изголовья своей койки. Стефан ловко обхватил его тонкие запястья браслетами наручников. Раздался щелчок. Ловушка, в которую попался Равиль, безнадежно захлопнулась. Немец вздохнул с облегчением. Наконец-то парень оказался в полной его власти, и сейчас он сделает с ним все, что захочет. Внутри у него все просто клокотало от нарастающей злости.

Он присел на край кровати и положил ему руку на плечо. Еврейчик уткнулся личиком в подушку и словно окаменел от напряжения, очевидно, полный решимости вытерпеть все ужасные пытки и при этом не издать не звука. Что ж, Стефан был рад это проверить, а пока он ласково поглаживал спину юноши через тонкую ткань сорочки. Он уже один раз видел его обнаженным, но тогда все произошло так быстро и сумбурно, что толком ничего не успел запомнить. Со временем Равиль вроде притерпелся к его руке, и мышцы его постепенно расслабились, но рано тот радовался.

Как только Стефан почувствовал, что парень немного обмяк, перешел к дальнейшим действиям — приподнял рубаху до самых плеч и развязал тесемку штанов на поясе. Резкое движение, и Стефан спустил их до самых колен. Еще одно, и Равиль расстался с ними, лишь в воздухе на миг мелькнули его худые ноги.

Юноша рванулся всем телом в попытке сесть, но немец быстро усмирил его увесистым шлепком ладони по бедру.

— Лежать и слушаться! — зловеще процедил он. — Я еще даже не начал. Услышу хоть один звук или стон — убью.

Тяжело дыша, задыхаясь от всхлипов, парень вновь вытянулся во весь рост на койке и замер. Стефан невольно залюбовался его фигурой. Парень оправдывал все самые лучшие ожидания. Он оказался длинноногим, с выпуклыми и твердыми ягодицами, по юношески тонкий в талии, однако выше торс его равномерно и гармонично расширялся к плечам, а линия позвоночника была ровной и безупречной, да и сама кожа сияла чистотой и здоровьем, ни единого прыщика или лишнего волоска. Все было просто идеально!

С трудом сдерживая довольную улыбку, едва не тая от счастья, Стефан поспешно снял с себя форменный китель, повесил его на спинку стула и взялся за ремень. Некоторое время он поглаживал его ладонью, распрямляя и выравнивая, словно лаская, а потом прицелился и нанес первый, пробный удар.

Ах, этот звонкий, непередаваемый звук удара кожаного ремня о тело человека! И восхитительная реакция парня, его изумленный вскрик, переходящий в глубокий стон!

— Я приказал тебе молчать, — напомнил Стефан. — В доме есть женщины. Не будем их пугать.

Подождав несколько секунд, Стефан ударил вновь. Он с наслаждением наблюдал, как вздрогнул Равиль, уткнув лицо в подушку, чтобы приглушить вопль. А потом он яростно лупил его, но не без системы, а, как говорится, с толком и расстановкой, каждый раз дожидаясь, чтобы боль, пронзающая тело парня, пробегала по нему волной и отступала, и лишь тогда бил вновь. Так приходилось делать, чтобы партнер не терял чувствительности к ударам, когда одна частичка боли сливалась с другой.

Одновременно, избивая ягодицы и бедра юноши, Стефан зорко следил, чтобы вспыхивающие алые полоски на коже не перекрывали одна другую и ложились равномерно. Немец не любил грязь и кровь да и не хотел вскрывать парню кожу, так как это было не эстетично. Порка именно в таком примитивном варианте вполне удовлетворяла его садистские потребности.

Парень извивался на кровати, изнемогая от боли, стонал он все выразительнее и слаще. В попытках уклониться от очередного удара, он бился на кровати, иногда даже приподнимался на коленях, выставляя свой округлый зад, ложился вновь, ерзая по жесткой простыне. Стефан не сомневался, что Равиль в процессе экзекуции терся о постель своим членом.