Потом он ещё с полминуты смотрел на пустую, белую от солнца дорогу. На холмы, поросшие орешником. За холмами вставали далёкие синеватые башни Пустого Города, куда запрещалось ходить. В городе жили страхи и опасности, про это знали все. Мальчик о чём-то вспомнил и усмехнулся.
Наконец, преодолев хлёсткий напор ветра, он вернулся к лестнице и спустился в тёплую тишину двора.
Ему было немного не по себе…
Ящерка ждала мальчика, выглядывая из-за камня.
- Эх ты… - сказал ей мальчик.
Ящерка скользнула на серую плиту и побежала к фундаменту - туда, где к башне примыкало правое крыло форта.
В прошлом веке здесь взорвался чудовищный круглый снаряд, брошенный с вражеского монитора. На фундаменте до сих пор чернели кривые трещины и щели. Когда-то их пытались залатать цементом и замазать известью, но до конца дело не довели. Здесь же, косо прислонённые к стене, стояли плоские каменные блоки. Ящерка хотела юркнуть между блоками и стеной, но мальчик накрыл её ладошкой.
Он подержал её - щекочущую, живую, стучащую крошечным сердечком - и посадил в нагрудный кармашек.
- Вот тебе. Теперь сиди… - пробормотал он. И хотел встать. Но из-под каменных блоков, что стояли у стены, донеслись смутные голоса. Неразборчивые слова, полушёпот.
Мальчик сунулся под камни. Здесь, в зябкой тени, он разглядел на фундаменте у самой земли щель. Большую. Длина около метра, а ширина такая, что может протиснуться кошка. Мальчик пролез подальше и замер у щели.
В ней ничего не было видно. Лишь на краях лежали неподвижные отблески желтоватого света. Зато стали различимы обрывки фраз:
- …и на той площади, где колокола…
- …кино про мушкетёров…
- …А Илюшка ногой ка-ак двинет и обломил разрядник! А они…
- …Зря они так. Всё-таки на лодке лучше…
Мальчик слушал долго, хотя стоять на четвереньках было неудобно: ныла спина, острые камешки и сухая известковая крошка впивались в коленки и ладони.
- …Если они узнают, мы сами виноваты… - услышал мальчик, и тут его кто-то легонько пнул в босую пятку.
Он вздрогнул, ладошкой прижал кармашек с ящеркой и, пятясь, выбрался из-под камней.
Над ним стояли двое мальчишек лет по двенадцати. Один - широкоскулый, коротко стриженный, с сердитыми глазами и трещинками на пухлых губах. Второй - тонкоплечий, сильно загорелый, со светлыми волосами, косо лежащими на коричневом лбу, с коленом, замотанным грязной синей тряпицей.
Мальчик знал, что у сердитого прозвище Лётчик. У загорелого прозвища не было, а звали его, кажется, Андрюшка. Оба они были в форме младших воспитанников: сизых флотских блузах навыпуск и коротких полотняных штанах - пыльных и мятых. Андрюшка не то спросил, не то просто сказал:
- Подслушивал, птенчик…
- Нет! - поспешно отпёрся мальчик. - Я случайно…
- Подслушивал случайно, - усмехнулся Лётчик. - Интересно, много ли слышал?
- Почти ничего, - сказал мальчик. - Бормотанье ка кое-то.
Мальчишки загораживали дорогу к дому, бежать было немыслимо, да, по правде говоря, и не хотелось.
Мальчик опять сказал:
- Я не нарочно…
- Что будем делать? - сумрачно спросил Лётчик у Андрюшки.
- Вот это прокольчик, - проговорил Андрюшка печально. Так говорят о большой неприятности, когда не знают, как её исправить. Он поддёрнул подол блузы, сунул руки в карманы на штанах и прошёлся по мальчику взглядом. От босых ступней до медных волосков, торчащих на макушке. И с беспощадной ноткой сказал:
- Придётся тащить в штаб.
Потом деловито предупредил мальчика:
- Попробуй только пикнуть.
- Не буду пищать, - тут же пообещал мальчик.
Он не испугался. Если бы ребята злились по правде, они могли бы накостылять ему прямо здесь. А сейчас была, видимо, игра. Мальчик давно мечтал, чтобы лицейские мальчишки взяли его в свои игры, но просить не решался.
Лётчик недоумённо глянул на Андрюшку:
- А… как?
- Завяжем глаза. Не помрёт.
- Не помру, - согласился мальчик.
Лётчик поморщился и спросил:
- А чем?
Андрюшка стал разматывать на колене синюю тряпицу.
- Маленькая, - сказал Лётчик.
- У меня есть платок, - торопливо сообщил мальчик. Платок ему в карман всегда клала мама, и там он лежал неделями чистый и нетронутый.
- Какой воспитанный ребёнок, - сказал Андрюшка почти без насмешки.
- Можно быть воспитанным, когда мама и папа… - заметил Лётчик. - Давай платок.
Они положили платок мальчику на глаза, а сверху плотно обмотали Андрюшкиным бинтом.
- Не вздумай подглядывать, - очень серьёзно сказал Андрюшка. - Худо будет.
- Не вздумаю. Честное слово.
- Честное слово ты маме давай. А с нами не валяй дурака, - проговорил в наступившей для мальчика темноте Лётчик.
- Я ни разу не нарушал честного слова, - обиженно отозвался мальчик.
- Ну и… пошли, - сказал Андрюшка.
Они взяли мальчика за локти твёрдыми горячими пальцами. Повели сквозь сухую траву, торчащую у стены…
Скоро под ногами оказались крутые ступени из холодного ноздреватого камня. Пахнула навстречу влажная землистая прохлада. С глаз убрали повязку.
2