Голубятня на желтой поляне. Роман-трилогия

Подземная комната была похожа на внутренность перевёрнутой ступенчатой пирамиды. Высокие брусчатые ступени уходили вниз и смыкались квадратом вокруг небольшой площадки. Там, на площадке, горел ярким светом круглый корабельный фонарь. Кажется, масляный. Он снизу вверх бросал жёлтые лучи на мальчишек и на камни.

Мальчишек было человек семь. Они сидели на средних ступенях. Сидели, как люди, которые у себя дома. И удивлённо смотрели на мальчика.

- Вот… - произнёс Андрюшка с виноватой ноткой.

- Шпиона привели, - разъяснил Лётчик.

- Я не шпион, - сказал мальчик.

На него смотрели молча.

Среди сидевших только трое были в лицейской форме. Остальные кто в чём. Это и понятно, если говорить по правде. Морской лицей уже не был морским лицеем. Старшие ребята - курсанты в штурманских куртках с якорями - ещё изучали навигацию и морское дело, проходили практику на рыболовных и пассажирских судах, а потом получали капитанские свидетельства. А младшее отделение давно превратилось в обыкновенный приют. Сюда направляли мальчишек, оставшихся без родителей во время военных стычек между Берегами. Подбирали тех, кто бродили по дорогам беспризорные и голодные. Впрочем, были и такие ребята, которых привезли родители - некоторые отцы и матери думали ещё, что здесь ребята получат профессию и «научатся порядку».

В казематах, переделанных под спальни для четырёх человек, теперь жили по десятку и больше. И вместо полусотни младших воспитанников - подтянутых, знающих устав мальчиков, одетых в блузы с голубыми воротниками, - на крепостной двор каждый день после занятий вываливалась кипящая и пёстрая мальчишечья толпа.

Отец мальчика говорил:

- Рынок, а не школа. Как можно их учить, если даже не помнишь всех по именам? Да многие и не отзываются на имена, привыкли к прозвищам…

Сюда попадали мальчишки с обоих берегов. Они сколачивались в группы наподобие маленьких партизанских отрядов. Между отрядами шла скрытая, но постоянная война. Иногда она вспыхивала короткими кровавыми схватками, в которые боялись вмешаться учителя и надзиратели. Дрались обычно младшие. Между старшими вражда была сдержанной. Зато у старших случались дуэли - честные и жестокие. Потом курсантское отделение перевели из форта в казармы береговой охраны и дуэльный обычай перешёл к младшим. Однако здесь обошлось без крови, и скоро всякая стрельба прекратилась.

Рассказывали, что Музыкант отказался стрелять в противника и бросил на камни пистолет.

- Трус! - сказали ему и те, кто были за него, и те, кто были против.

- Мы тебе знаешь что сделаем в спальне… - сказали те, с кем он жил в одном каземате.

- Дурачьё, - сказал Музыкант. - Был бы я трус - не отказался бы. Мне в него пулю всадить - дело не хитрое… - Он кивнул на щуплого гордого мальчишку, которым стоял на другом конце площадки, спрятанной в прибрежных скалах. - А умирать легко? Кто-нибудь пробовал? Хоть разок? А? Давайте постреляем друг друга, а они пусть радуются.

- Кто «они»? - спросили его.

- Вот и я хочу знать - кто? Из-за кого вы все здесь? Кто стравливал Берега? Кому это было надо? И зачем? Ведь никто даже не знает, за что воевали…

- Тебе не понять, ты сам не знаешь, с какого ты берега, - сказал старший из мальчишек.

- Я знаю, с какого берега. С хорошего, - сказал Музыкант. - Там у нас…

Но тут все услышали странные звуки, будто кто-то захлёбывался и кашлял. Это на другом конце площадки щуплого мальчишку тошнило от запоздалого страха смерти.

- Сопляки, - сказал Музыкант, хотя многие были старше его. Поднял и бросил в море пистолет. На глубину.

- Пистолет-то не твой, чего кидаешься, - хмуро сказал старший мальчишка.

- Вы же храбрые, достаньте, - презрительно ответил Музыкант. - Прыгните вон оттуда! - Он показал на скалу, напоминавшую шахматного коня. Высота была метров десять. - Ну?..

Он посмотрел на каждого по очереди, сплюнул и полез по каменной «гриве коня». И сверху прыгнул. Прыгнул, не сняв свою странную форму с непонятными нашивками и потрёпанным аксельбантом.

Пистолет он, правда, не нашёл. Но он прыгнул…

Впрочем, кто знает? Может быть, это был просто рассказ. Про Музыканта много чего рассказывали. Он появился в лицее прошлой весной - сумрачный, молчаливый, ничего не знающий. Не знал даже, с какого он берега, и это было совсем невероятно. А может быть, он что-то скрывал… Был он нелюдимый, но не злой. Часто насвистывал что-то и за это получил своё прозвище. Про свою голубую форму - откуда она и почему такая - он коротко сказал однажды: «Вы же сами говорите, что музыкант. Значит, музыкантская…»

Его пробовали дразнить. Он отбивался коротко и умело. Нашлись такие, кто нападал на него на одного целым скопом. Тогда он завёл друзей - среди тех, кого часто обижали. С ними он был тоже молчалив, но ласков. А их - недавно ещё самых слабых и затюканных - теперь опасались трогать.

Того мальчишку, противника по незаконченной дуэли, он тоже, говорят, взял в свою компанию… Если, конечно, всё это не выдумки, если дуэль и прыжок со скалы были.