Голубиная книга 2 (СИ)

— Ладно, раз уж дядька Кощей нам обозначил, что за вредитель такой луговой мотылёк, вы мне расскажете, есть ли спасение от вредителя этого?

— Да чего тут думать, вон, полыхнёт змей из трёх глоток огнём, да и погорит всё, — оживился Любим, радуясь, что нашёл правильный ответ. Уже третий год он в школу ходил, науки осилить пытался, да видно не дано ему — сильно отставал от прочих учеников.

— А урожай? — поинтересовался кто — то. — Хлебушек запылает, да сгорит. И останешься ты, Любимка, без пирогов да ватрушек.

— Ну нет, я уж лучше с мотыльком пироги поем, чем вовсе без ничего остаться, — обиженно проворчал великовозрастный ученик, вызвав смех остальных школяров. Раздались выкрики:

— Давай мы тебе кузнечиков наловим!

— Не, лучше акрид! Пусть из акрид караваи печёт!

— Ничего смешного в том нет, — густым, гулким голосом произнёс Водяной. Он давно всплыл и, облокотившись на корягу, с интересом наблюдал за неожиданным развитием урока. — Вот когда я в землях африканских путешествовал, то сам видел, как люди чёрные, расы негровидной акрид тех ловят, сушат да в муку толкут. А из муки лепёшки на меду месят, пекут да лопают.

— А ты, дядюшка Водяной пробовал? Скуснаи? — перебивая друг друга, загомонили ребятишки.

— А как же, пробовал для интересу. Вкусные, да больно вкус тот непривычен.

— Вернёмся к уроку, — пресекла разговоры Василиса Премудрая. — Акридные лепёшки тоже не раскрывают всей глубины вопроса.

— А что до глубины, то спасенье от насекомой той в зелье волшебном, подзабыл, как называется — слово иноземное не то аглицкое, не то хранцузское. Но в том разницы нет, всё одно язык сломаешь, пока выговоришь.

— Ишь, а ещё языкам иноземным учён! Запамятовал он, полуглот водоплавающий, — подал из кустов голос Кощей Бессмертный, поддев Водяного. — Латынское то слово — инсектицид.

— А вас, уважаемые взрослые, прошу не вмешиваться. Я знаю, что вы знаете, но дайте же, наконец, детям ответить! Ну — ка, кто поведает, как зелье то готовится? Горынюшка, скажи ты.

Змеёнышевы головы переглянулись, опустились, три пары глаз в траву уставились. Урока Горыныч — младший не выучил, пользуясь тем, что старшего змея дома не было, а из нянек своих — Кощея да Дворцового — давно уж научился верёвки вить.

— Трава такая есть, — снова зашептали из ивняка. На этот раз подсказывал Дворцовый, в травах он хорошо разбирался. — Растёт она на глухих полянах, что посреди глухих дубрав находятся. И собирать её — время определённое надо знать, ибо не всегда в ней сила имеется. А когда соберёшь её да скосишь в правильное время, запаришь травку исект… тицид…

— Инсектицидную, — подсказал Кощей и добавил:

— Горыша, что ж ты не повторяешь, тебе ж подсказываем!

— А то и не повторяет, — строго молвила Василиса, — что и с чужих слов пересказать толком не способен. Придётся, видно, на другой год оставить, да с самых азов учить начинать. — Она нахмурилась да на Горыныча — старшего с укоризной посмотрела. Тот тоже головы до самой травы склонил, со стыда готов был сквозь землю провалиться — до самого царства Пекельного. Про себя змей решил сегодня же с чересчур усердными няньками серьёзную беседу провести, пыл их охладить. Давно уж пора на вид им поставить, что не младенец уж воспитанник их, и к самостоятельности приучаться змеёнышу давно пора. А учительница премудрая стала урок продолжать:

— Правильно дядька Дворцовый про травку рассказал. Бродилкой трава та называется. Вот как пропарится она, сколько надобно, и бродить начнёт — тут только глаз не смыкай, следи, чтоб не перебраживала. Как готово зелье, процеживай да поливай те места, где мотылёк имеется, а пуще лей там, где гусеницы его свирепствуют. А ещё есть насекомая акрида, о какой тоже упоминали сегодня. Хызрыры да сродственные им народы акрид ещё саранчой называют. Одна акрида безвредна, а когда стаей соберутся, то летят они полчищами, свет затмевают, а где пройдут, там только голая земля остаётся. Акриды те дюже прожорливы, и зелье против них одно — птица такая отважная: на вид скворец как скворец, только цвет у него розовый, что небо утреннее, восходное.

— Да как же Велес, ваш братец, позволяет таким страшилищам вредным жить да множиться? — Всплеснула ручками Оленюшка, дочка одной из баб, помогающих Елене Прекрасной по хозяйству. Елена девочку привечала, выплёскивая на неё свою нерастраченную любовь к детям. Она сама следила за одеждой Оленюшки, рассказывала ей о модах и учила «манерности».

Улыбнулась Василиса, погладила ученицу по голове.