Голубиная книга 2 (СИ)

— Случилось… У нас кажон день что ни попадя случается. Утром глаза продрал, глядь — а жены нет! Пропала. Не видал мою Кызыму случаем?

— Хе — хе! Вот сколько тебя знаю, царь, а впервые наблюдать такое состояние приходится, ибо паникёром раньше ты никогда не был, и к прочей суете склонности вовсе не имел. Ну, что, скажи, с Кызымкой твоей сделается? Ежели только она сама кого ненароком обидит, али совсем пришибёт насмерть, тогда стоит волноваться, ибо такой вариант больше на истину смахивает.

— Так ведь на сносях она! — Воскликнул обеспокоенный муж. — Ведь того гляди в любую минуту родить может!

— Эта да, эта в любую минуту может, — кивнул, соглашаясь с царём, Домовик.

— Так она ж дитё на коня сразу посадит!

— И это верно, на коня, — снова кивнул маленький домовой. — Ещё и плеть в руки даст. И хорошо, ежели только плеть, ибо с её хызрырским подходом к жизни того гляди, сабельку дитёнку организует — вместо погремушки — то.

— Так ведь на коне рожать неудобно! — Вавила, наконец натянув сапог, вскочил на ноги, поднёс руку к бровям и осмотрел двор.

— Ну, эт кому как, — резонно заметил Домовик, откусывая дратву. — Какой аглицкой али гишпанской бабе на коня с пузом и не взгромоздиться, тут я с тобой спорить не буду. А, к примеру, ежели роженица цыганской национальности? Или хызрырской, как наша царица, так кто знает, может, на коне самое и оно, рожать — то?

Тут распахнулись ворота конюшни, взвился на дыбы Сивка, необъезженный жеребец. Цокнул копытами, выбив искры из камней, какими двор царского терема вымощен, перемахнул через забор и был таков! Разглядев, кто на коне седоком, Вавила побелел лицом, схватился за сердце, и назад, на крыльцо мешком осел.

— Вот что делает… что делает… — простонал он. — Убьётся ведь и дитя не рождённое угробит…

— Не убьётся, не боись, царь — батюшка! Она сама, поди, на конской спине родилась, да пока за тебя замуж не вышла, с коня не слазила, ибо ноги под конские бока у неё сделаны — колесом. А вот ты слишком уж близко к сердцу всё принимаешь, — попенял Домовик.

— Так ведь на сносях она, нельзя такие скачки устраивать!

— Да что ты заладил: «На сносях, на сносях!», и что? Это хранцузские бабы, которые мамзелями числются, беременность болезнью считают, и все девять месяцев лечатся не понять от чего. И ты туда же? Молодец царица твоя, ибо склонность к физкультуре имеет, потому как к спорту с малолетства приученная!

— Так если б просто к физкультуре, я б так не волновался, она ж конным спортом занимается!

— Вот будешь так на бабу давить, она ещё и на лыжи встанет, — резонно заметил домовой.

— Да не давлю я, а забочусь.

— А я говорю, что давишь, ибо по — другому твои, незнамо откуда взятые десьпотизьмы не обозначить. И не о жене ты заботишься, а собственное спокойствие бережёшь. О том печёшься, чтобы согласно боязни твоей, кабы да абы, не стряслось чего. Ну, ходил же к волхву, он тебе что сказал? Что всё будет в порядке, и мать и дитя ещё долго жить будут, ибо планида у них безопасная. Сходи ещё раз, ибо если вера пропадает, её поддерживать надобно.

— И то верно, — кивнул Вавила. — Пойду, лишним не будет.

Обычно царь к волхву огородами бегал, так короче получалось, но сегодня по главной улице направился. Идёт, резные наличники рассматривает, палисадниками любуется. Утро раннее, серое, только — только первый золотой луч над горизонтом прорезался, а народ лукоморский уже делами занят. Издали, с кузни перестук молотков слышится, соловьиными трелями да переливами пилы жужжат, дятлами топоры тюкают. Каких только звуков нет в Городище! Вот где — то корова мычит, а следом бабий голос: «А ну, пошла, пошла, непутёвая!». «Видно заартачилась рогатая красавица, в стадо идти не хочет, — хмыкнул царь, — сейчас за непослушание уму — разуму Бурёнку поучат!» И точно — тут же свистнула хворостина.

Идёт дальше, уж до городской ограды добрался, а сам по сторонам смотрит, каждую мелочь подмечает. «Э — эх, домов пустующих всё прибавляется. Уходят старики в светлый Ирий, а молодёжь всё больше уезжает. Эдак скоро народ лукоморский перестанет существовать как самостоятельная национальная единица. Надо б с послами иноземными контакты оживить, торговлю предложить в Лукоморье, да прочие народные промыслы организовать — какие в их землях избыток имеют, а у нас в дефиците. Пущай едут иноземцы, себе добра зарабатывают, да и нам польза с того большая. Чем парни да девки в заграницы шастать будут, мы эти заграницы сюда привезём»…