Голубиная книга. Славянская космогония

Нетрудно догадаться, что в изначальном мифе камни происходили от костей Бога, земля — от плоти, море — от крови, облака — от мыслей.

Именно эта часть стиха находит себе широкие индоевропейские параллели и восходит, несомненно, к общеиндоевропейскому мифу. Этот миф о создании мира из частей тела бога или гиганта сохранили источники, разбросанные по странам и векам: индийские — Ригведа (X, 90), Брихадараньяка-Упанишада (1,1,1; I, 2, 3), Чхандогья-Упанишада (И, 7,1; II, 17,1)[6]; иранские — Бундахишн, Затспрам[7], Ривайят; германские — «Старшая Эдда»; средневековые западноевропейские — песнь немецкого схоласта Эззо (X в.), англосаксонские «Обряды Дунелмской церкви» (X в.), «Эмское право» (XIV–XV вв.), «Луцидарий» и «Сакрамент» Гонория Отенского (XI в.), «Пантеон» Готфрида фон Витербо (XII в.), французская рукопись XV в. из Парижской королевской библиотеки; греческие — орфический гимн Зевсу[8]; славянские — «Беседа трех святителей», «Вопрос, от скольких частей был создан Адам». Отразился данный миф и в манихейской книге «Кефалайя». Мани, месопотамский пророк III в., попытался объединить в своем учении христианство, зороастризм и буддизм, индоевропейскую и семитическую традиции.

Древняя форма мифа сохранилась в Ригведе и «Старшей Эдде». Боги приносят в жертву великана-первочеловека (Пурушу, Имира) и из его тела создают мир. Б. А. Рыбаков проследил этот миф в трипольской культуре IV–III тыс. до н. э. На сосуде из Петрен изображен гигант. Голова его достигает неба вровень с солнцем, ноги по колена скрыты в земле, туловище же выше пояса как бы составлено из двух торсов с двумя парами рук. Согласно Ригведе,

Огромно его величие, но еще огромнее сам Пуруша.
Четвертая часть его — все сущее (на земле)
Три части — бессмертие в небе,
На три части вознесся Пуруша в вышину,
Четвертая часть его осталась (в земле).

В более поздних Ведах семь мудрецов-риши создают из семи Пуруш одного, «в то, что выше пупа, превратили они двоих». Пурушу отождествляли с Митрой-Солнцем, греки же представляли четвероруким Аполлона.

Сохранились, однако, еще более древние индийские версии, в которых космогонической жертвой служит не человек, а животное — конь (Брихадараньяка-Упанишада) или козел (Атхарваведа). Иранскую версию реконструировал археолог Ю. А. Раппопорт по изображениям на глиняной фляге из дворца-мавзолея Кой-Крылган-Кала в Хорезме и серебряной чаше, найденной в Бартыме, в Пермском крае. В начале мира была огромная водоплавающая птица (утка, гусь или лебедь). Она породила иную птицу — хищную, солнечно-огненную. Точнее, птице-зверя — грифона, льва-орла. Огненная птица растерзала водную и из ее тела создала мир. Зороастрийские книги этого мифа не сохранили, но они говорят о двух чудесных птицах: хищная Саена связана с небесным, духовным миром, водоплавающая Каршипта — с земным, материальным. (Саена — тот же Сенмурв, крылатый пес, древнерусский Симаргл.)

Вот откуда столь популярные в скифо-сибирском зверином стиле сцены терзания. Грифоны, львы, барсы терзают коней, козлов, быков, оленей, орлы — козлов или лебедей…[9] Те же самые пары борющихся животных хорошо известны в искусстве Месопотамии, ахеменидского и сасанидского Ирана и Древней Греции. Ни христианство, ни ислам не смогли искоренить древних образов. В XII–XIII вв. все те же сцены борьбы зверей изображались на белокаменных рельефах владимирских соборов, на вратах собора Рождества Богородицы в Суздале, в росписях Палатинской капеллы во дворце норманнских королей в Палермо, на иранских и среднеазиатских серебряных сосудах. А это и было время «Слова о полку Игореве» и «Младшей Эдды», время Авраамия Смоленского и «Голубиной книги». Инквизиторы, сжигавшие волхвов, оказались бессильны перед поэтами и мастерами, вроде бы вполне благочестивыми.

В иранском мифе Ахриман убивает первочеловека Гайомарда и первого быка, но Ормазд создает из тела Гайомарда металлы, а из тела быка — растения. Так не владыка ли Тьмы в облике льва убивал быка-первозверя? Но на митраистских рельефах быка убивает Митра. Солнечному богу помогает лев, а из хвоста быка вырастают колосья. Кто бы ни убивал и ни растерзывал изначального зверя (быка, коня, козла) или птицу (гуся), это — благое терзание, создающее мир, превращающее смерть в жизнь. А в мифах о Пуруше или Имире первозвери всего лишь принимают человекоподобный облик (великан и боги), терзание же превращается в жертвоприношение.