Голубиное детство, или Слово пацана

– Голубей забрали, а голубка под трубы забилась, не нашли ее, найдете ей голубя шикарные пискуны будут, – добавил он.

– Так, где ж мы, голубя возьмем-то, – вздохнул искусственно Санька, таких голубей и по пятерке не купишь…

На трубах, идущих с ТЭЦ-2, часто собиралась местная шпана. Курили, слушали музыку, льющуюся из бобинного магнитофона на батарейках "Романтик" в основном Владимира Высоцкого. Играли на гитарах. Обсуждали насущные темы. Олежка был вхож в компанию взрослых подростков, так как играл на семиструнной гитаре, и пел душевные–блатные песни. Да и голосом его Бог не обидел. Блатная идеология засасывала отпрыска в свою трясину все глубже и глубже. Мальчик заслушивался разговорами "бывалых" о тюремных законах и правилах. Он даже на зимних каникулах получил в библиотеке роман Виктора Гюго "Отверженные" и прочитал его от корки до корки, восхищаясь похождениями Жана Вальжана. Ходил раз пять на фильм в кинотеатр Арман "Записки Серого Волка или возвращение к жизни" , и подобрал на гитаре песенку из этого фильма "Корешок мой Сенечка и Я" запомнив слова.

– Два бычка курили мы,

Сев в углу на корточки,

Только это семечки друзья,

В дом в любой входили мы,

Только через форточки,

Корешок мой Сенечка и я….

Сколько не до ели мы,

Сколько не до пили мы,

Только это семечки друзья,

Словно плыли в лодочке,

По четыре ходочки,

Корешок мой Сенечка и я …

Пел под гитару малец, под одобрительные возгласы старшей шпаны.

Барсик тщательно отбивал на струнах восьмерку,

– В очередь носили мы,

Брюки и подштанники,

Только это семечки друзья,

Были мы домушники, были мы карманники,

Корешок мой Сенечка и я…

Подросток даже и не предполагал, что судьба ему уже уготовила очень серьезные испытания, которые свалятся на его молодую бестолковую голову, и в какое кривое русло вытечет его связь с уголовщиной никто не ведал…

Не знал тогда подросток, что песня к фильму была написана про воришек, которые встали на путь исправления. Просто последний куплет не вошел в сценарий фильма…

***

На улицу Свердлова они поехали на велосипедах. Пришлось крутить педали через весь город.

– Давай через Дикую Дивизию и Сенную базу, вокруг Капая, – предложил Карасик, как звали меж собой Сашку за его малый рост.

– Давай, – согласился Олег.

Это был наиболее безопасный маршрут. В школе номер три, где учились мальчишки, учились и Капайские ребята. Капай был для чужаков опасным краем, но своих не трогали. Почему этот край называли именно Капаем, никто из сверстников не знал. Вроде раньше глину копали. Сейчас это был частный сектор, с покосившимися избушками. Но номера домов, наверное, точно сбросили им с вертолета. И кто какой номер схватил, его и прибил на свой дом. Так как на пример у дома номер 22, рядом был 145. А улиц в этом крае не было, и как там ориентировался почтальон, ума не приложить. Санька раньше жил на краю Капая в бараке. Но год назад барак снесли, и они получили квартиру в пятиэтажном доме на пятом этаже. Отец Олега узнав об этом, сказал свою любимую фразу, которую Олежка как-то запомнил на всю жизнь.

– Они на пятом получили, а нам на первом дали. А у Андрюшки, твоего одноклассника, отец начальник цеха, и им дали на третьем. Зачем Зимний брали? Не пойму.

Вообще у отца было много поговорок, как бы припасенных к каждому случаю. Но Зимний он вспоминал чаще всего, когда сталкивался с несправедливостью.

Батя семь лет стоял в очереди на автомобиль Москвич. И обязательно по приходу машин, его отодвигали назад, потому что какому ни будь шишке, автомобиль был нужнее. А куда простому электрику тягаться с руководством завода. Могут вообще из очереди исключить, чтоб не возмущался. Пока обходились мотоциклом с люлькой ИЖ-56 и бурчанием под нос, – Зачем Зимний брали….

Приехали на Свердлова к обеду. Велики закатили в дедушке Олега. Взяв совок, ведро и веник пошли пешком к повороту.

Братья не обманули. Под асфальтом проходила асбестовая труба, в которой текла сточная вода. Зерна по обочине лежало много. И подростки быстро наполнили ведро. Правда с камушками и землей. Но и то мясо. Машины в основном 51-вые Газоны, проходили постоянно, подпрыгивая, и рассыпая зерно. Вдалеке был Тэ-образный перекресток на улицу Московскую, а там создавалась пробка из зерновозов.

Санька помешал рукой в ведре зерно, и протянул руку Олегу, – смотри какое грязное. Иди унеси к деду, и пустое ведро назад неси, только быстро.

Олежка, не догадываясь, что задумал его друг, схватил ведро и побежал к деду. Вернувшись с пустым ведром, он отдал его другу.

Саша, взяв его побежал к последней машине, стоявшей на перекрестке. Он, быстро встав на фаркоп, поднял край тента, и черпанул ведром зерна.

Принес почти половину ведра Олегу, черпнул рукой, показал ладошку Олежке, – видишь чистое какое!

– Ни себе чешуя! – обрадовался Олежка, – теперь моя очередь, – только к деду отнесу это.

Олег вернулся с пустым ведром, и хотел было сразу побежать, но Санька его задержал, показав на выворачивающую зерновозку на улицу.