Голубкина

Анна же, независимо от этих разговоров, советов, начинала чувствовать, что истинное призвание ее не в том, чтобы быть домашней учительницей или фельдшерицей, а в том, что все сильнее, все настойчивее и неотразимее влекло ее — в каком-нибудь «художестве», то ли в этих фигурках из глины, то ли в рисовании, в живописи, о которой она, правда, еще серьезно и не помышляла, то ли в чем-то ином… Одно время ей хотелось научиться росписи фарфора, рисовать кисточкой на обожженных фарфоровых чашках, блюдцах, вазах затейливые узоры, орнамент, цветы, растения, листья…

Екатерина Яковлевна понимала, что, если она воспрепятствует стремлению дочери учиться на художницу, то поступит неправильно, совершит ошибку, которую потом уже не исправишь — будет поздно. И она все более и более склонялась к тому, чтобы отпустить Анюту из родимого гнезда — пускай следует своему влечению, ну а деньги… Как-нибудь насобираем, будем ей посылать. Теперь, слава богу, не то время, когда она одна растила детей, нынче они уже взрослые: Николай, Семен — надежда, опора, работники. Одним словом, как-нибудь сумеем поддержать Анюту, помочь ей.

Братья и сестры были на стороне Анны, одобряли ее желание учиться. Родственники же Екатерины Яковлевны, узнав, что Анна хочет ехать в Москву, чтобы поступить в какую-то школу, отнеслись к этому резко отрицательно, сочли затею нелепой и стали даже посмеиваться. Перезрелая девица, 25 лет уже, а туда же себе, хочет образованной стать, художницей… Поздно, милая… Внушали Екатерине Яковлевне: «Глупости это — Анюту учить». Предостерегали от неверного шага, говорили, что дочь только зря, впустую время потратит, что ей не в Москву ехать, а замуж выходить надо (засиделась в девках!), жениха нужно подыскивать, она — и этого у нее не отнимешь — видная собой, здоровая, трудолюбивая и лицом недурна… Пугали соблазнами и пороками крупного города.

Однако на Екатерину Яковлевну все эти доводы не подействовали. Она сказала твердо и окончательно: «Раз Анюта это задумала, пусть едет».

И Анна стала собираться в дорогу. Она понимала, что в жизни ее наступает крутой перелом.

Она решила поступить в Москве в Классы изящных искусств А. О. Гунста. Так посоветовали сведущие люди.

Собраны, уложены вещи, выслушаны последние наставления матери. Все семейство провожает Анюту на станцию вблизи Рязанской заставы. В те времена от Зарайска шла железнодорожная ветка до Луховиц, и там надо было делать пересадку, садиться на другой поезд и через Коломну, Егорьевск ехать в Москву. До Луховиц паровозик-«кукушка» вез несколько вагонов. Поезд двигался медленно, тащился еле-еле.

Анюта в темном платье, бледная, глаза горят… Вот и станция. Отъезжающих немного. Поезд уже подан, стоит у платформы. Надо прощаться. Мамаша всхлипывает, вытирает покатившуюся по дряблой щеке слезу. Николай шутит: полно горевать, чай, не на край света провожаем, в Москву — до нее недалече. Анюта будет приезжать в Зарайск, гостить, отдыхать от ученья, трудов праведных, да и мы будем навещать ее в Белокаменной… Так-то оно так, да все же покидает их дочь, уезжает, не будет ее больше в доме, не увидишь во дворе, в огороде, в саду, и Екатерина Яковлевна чувствует своим вещим и мудрым материнским сердцем: хоть и будут они встречаться изредка, но начнется у Анюты новая, своя жизнь, будут свои заботы, интересы, своя работа, и того, что было, когда жили вместе, уже не будет, пути их разойдутся, судьба разлучит, разнесет в разные стороны… Но так уж устроена жизнь.

Пробил первый звонок, и братья несут вещи в вагон. Анна хмурит брови, к чему эти долгие проводы, мамаша волнуется, на глазах слезы… Наконец третий звонок и резкий свисток кондуктора. Все! Поезд трогается. Она смотрит в окно на стоящих у края платформы родных. Ближе и дороже их у нее никого нет. Они машут руками. Плывут в сторону и исчезают…

Впереди Москва. Но что ждет ее там? Что?..

В УЧИЛИЩЕ НА МЯСНИЦКОЙ

Огромный город встретил Голубкину несмолкаемым шумом своих улиц и площадей, цоканьем копыт и стуком бесчисленных извозчичьих пролеток, колясок, шарабанов, громыханьем подвод, железных вагонов конки, которые тащили по рельсам запряженные парами в дышло измученные лошади…

Классы изящных искусств, где она вознамерилась учиться, были основаны художником-архитектором А. О. Гунстом в 1886 году и вначале находились в доме Ливенцовой на Спиридоновке, а затем г бывшем доме князя Урусова на Пречистенке.

Анатолий Оттович Гунст родился и вырос в Москве, его отец — обрусевший немец, переселившийся сюда из Казани в 40-х годах; мать из московского купеческого рода. Он успешно окончил училище живописи, ваяния и зодчества. Был молод, энергичен, даровит, и организованные им Классы изящных искусств явились первым в Москве частным художественным учебным заведением. В 1890 году «Классы» будут переименованы в «Училище». Об основных его задачах ясно и четко сказано в «Правилах для учащихся»: