Голубкина

Анна работала в классе Беклемишева, лепила с казенных натурщиков головы и бюсты. Профессор относился к ней по-прежнему подчеркнуто-вежливо и внимательно. Это «замечательно добрый и хороший человек» — писала она матери в Зарайск. Но кое о чем умолчала, не могла не умолчать. Этот человек ей нравился. Странная смута, волнение впервые поселились в ее душе. Неужели влюбилась? Неужто это и есть то большое настоящее чувство, которое дано пережить женщине, встретившей своего избранника? Она помнила, как вел себя в ее присутствии Сулержицкий, подруги говорили, что он в нее влюблен. Это казалось смешным и забавным, она относилась к Леопольду просто как к товарищу. И вот теперь, здесь, в дождливо-осеннем Петербурге, встретила Владимира Александровича, и в ее жизнь вошло что-то тревожное, непонятное, новое, то, чего она не ведала, не испытывала раньше. Полюбила! И кого! Своего преподавателя, профессора, женатого мужчину… Ей хотелось избавиться от этого чувства, отринуть его как нечто ненужное, мешающее работать (а ведь в работе, учебе видела она свою главную цель), но не была тогда в состоянии этого сделать, не могла побороть себя и жить, как жила прежде.

Ей правился Беклемишев, его утонченно-красивое лицо, длинные темные волосы, вся его высокая стройная фигура. Нравились его походка, жесты, манера говорить. И как он держит в руке, зажав между двумя пальцами, папиросу «Бабочка» или «Мир», как, затягиваясь, выпускает изо рта голубоватый дымок или раскуривает свою темную трубку. Радовалась, встречая его в просторных гулких коридорах академии, в парадном мраморном вестибюле, в музее скульптуры или Кушелевке, на набережной, у главного входа или у гранитных египетских сфинксов…

Однажды, в воскресный день, встретила его возле Синего моста на Мойке: он быстро шел, слегка наклонив голову, в прекрасно сшитом пальто песочного цвета. Заметив ее и узнав, поздоровался, слегка притронувшись к шляпе, но не остановился, видимо, куда-то спешил. В другой раз увидела его на Невском: он ехал в пролетке с бесшумными колесами на резиновых шинах, и рядом с ним сидела красивая цветущая дама в кокетливо-модной шляпе, из-под которой виднелись белокурые волосы…

Беклемишев и не догадывался о том большом трепетном чувстве, которое испытывает к нему эта не столь уже молодая ученица, всегда скромно одетая, в пуританской темной блузке и такой же юбке до щиколоток, в общем-то мало женственная, с суровым бледным лицом, с какой-то одержимостью во взгляде, похожая, может быть, чем-то на боярыню Морозову, какой изобразил ее не так давно на своей известной картине Василий Иванович Суриков. Впрочем, ученица весьма способная (отзывы коллег оправдались!), хотя и с нелегким, видимо, характером, упрямая, все старающаяся делать по-своему…

Никто не знал о переживаниях Анны, она все таила, прятала в себе. Она не строила иллюзий, понимая всю безнадежность своего увлечения этим блестящим, уверенным в себе профессором, скульптором, который избалован вниманием женщин.

И задумавшись над тем, что случилось с ней, начинала себя ругать. Дура я, дура!.. Расчувствовалась, размечталась… Да зачем я ему — некрасивая, худущая, высоченная, дылда? У него жена красавица… Дуреха я… К шуту все эти нежности! Не для меня они… Надо выкинуть из головы, освободиться от этого наваждения. Не нужно мне… Все это пустое. Только мешает…

И понемногу увлечение стало проходить, рассеиваться, тускнеть, все меньше и меньше беспокоить, волновать. Она женщина с твердым непреклонным характером и сумела справиться о собой, подавить в себе это чувство.

Теперь стала замечать, обнаруживать у Беклемишева некоторые недостатки, слабости и даже смешные черты. Происходило постепенное развенчание кумира…

…Академия — будто целый город художников. Здесь классы и мастерские, библиотека, музеи, церковь, есть свой полицмейстер, доктор. Множество служащих, чиновников. Сотни студентов, среди них немало образованных, думающих, интересующихся политикой и социальными проблемами.

Вместе с Голубкиной поступил в академию, в мастерскую Репина, Константин Сомов, небольшого роста, темноглазый, с одутловатым лицом, будущий певец элегической грусти и томной грации, присущих жеманно-фривольному XVIII веку. Анна познакомилась тогда с ним, но ближе и глубже они узнают друг друга весной 1899 года в Париже.