Голубкина

Но тревоги напрасны. Эти три скульптуры она выставила в Салоне, который открылся на Марсовом поле 1 мая 1899 года. Особое внимание публики привлекла «Старость». Это необычно, смело, дерзко. Старуха, представшая в своей жалкой наготе, вызывала сложные чувства: и смятение при виде этой старческой немощи, ожидающей тех, кто сейчас молод и полон сил, и сочувствие.

Многие хвалили скульптора за смелость, острую характерность. Интересовались, кто автор. Читали табличку. Мадемуазель Голубкина… Автор — женщина. Поразительно!.. Русская? Приехала из России? Учится в Париже? У Родена? Ее еще никто не знает. Но, безусловно, талантлива…

Некоторые, разглядывая «Старость», говорили: «Красиво это ужасное».

За участие в выставке была удостоена медали III степени Французской академии литературы и искусства.

Таким приятным сюрпризом завершилось для нее второе пребывание в Париже. На этот раз она прожила здесь немало — полтора года. И не зря — занималась под руководством Родена, не только училась, но и работала, добилась успеха. Нужно возвращаться в Россию. Годы ученья закончились (или почти закончились, тогда она еще этого не знала). Впередп ждет работа. Она готова. Творчество для нее — жизнь, смысл существования. Она должна теперь доказать, что не напрасно столько училась, что не впустую родные истратили на нее уйму денег. Но работать по-настоящему она может только в России. Поэтому и спешит домой. Жаль только, что не увидит больше свою мать. Бедная мамаша…

Накануне отъезда в Москву к ней пришли друзья, и среди них — Нина Симонович, Татьяна Бартенева, Мария Переплетчикова… Были и знакомые французы, скульпторы, художники. Уже собраны вещи. В углу целая груда кусков этюдов из твердой высохшей глины — части незавершенных работ, которые она оставляла здесь.

Хозяйка мастерской, радуясь возвращению на родину, в веселом настроении, шутит, беседует с русскими подругами, с французами. Произношение у нее неважное, она не грассирует, не утрирует носовые звуки, но разговаривает уже без особых затруднений. Она разрешает гостям взять себе на память что-нибудь из ее этюдов. Кто что хочет.

Провожая до дверей одну скульпторшу, Анна Семеновна говорит на прощанье, не очень удачно выразив по-французски свою мысль, но зато от всей души:

— Que tout bien…[2]

Француженка улыбается и в знак согласия кивает головой.

С этой мыслью — что все хорошо, с надеждой, что все будет хорошо, — Голубкина и вернулась в Россию.

ЗРЕЛОСТЬ

В начале января 1901 года два довольно молодых господина, в шубах и меховых шапках, припорошенных снегом, шли по Воздвиженке к Арбату. Один — небольшого роста, коренастый, с красноватым лицом, бородкой, с дымящейся во рту папиросой, идя, помахивал тростью. Другой — тоже невысокий, щеголеватый, розовощекий, с красивыми серыми, женскими глазами и темными тонкими усиками, шел, слегка покачивая по привычке головой и корпусом. Первый был художник, знаменитый портретист, которого осаждали богатые и титулованные заказчики, любимый учащимися профессор московской школы живописи Валентин Александрович Серов. Его спутник — Сергей Павлович Дягилев, редактор-издатель журнала «Мир искусства», один из организаторов творческого содружества молодых художников, устроитель выставок, вызывавших и живой интерес, восхищение, и бурю негодования и насмешек в прессе, в художественных кругах, не признававших искусства новаторов.

Дягилев приехал на два дня в Москву в связи с подготовкой к третьей выставке «Мира искусства», которая должна открыться в Петербурге в конце января. Совсем недавно, перед Новым годом, он послал Константину Коровину письмо, просил отправить в Питер для выставки акварели А. Васнецова, скульптуры Врубеля «Демон» и «Русалка», работы Серова, свои собственные и брата Сергея Коровина, картины других художников. Просил также уговорить Малютина, чтобы тот привез к нему все свои вещи, все альбомы — нужно посмотреть. И чтобы Коровин собрал у себя что есть лучшего из майолики, находящейся у собственников, в частных коллекциях. Обычно, приезжая в Москву, Дягилев посещал мастерские художников, отбирал с решительно-диктаторским видом картины, что не нравилось некоторым авторам, хотя художественный вкус, интуиция Сергея Павловича не вызывали сомнений. Но сейчас времени для посещения мастерских не было. Поэтому он и попросил Коровина собрать все у себя. И сам остановился у него.

И все же Серов, встретившийся с Дягилевым, уговорил его сходить к скульптору Голубкиной, посмотреть ее работы.

— Я тебе писал, — сказал Серов, — она сделала великолепный камин: две фигуры — женская и мужская.

— Скульптуры Голубкиной я знаю, — заметил Дягилев. — Интересно работает, смело! На нашей прошлогодней выставке, если не ошибаюсь, были три ее произведения. Ну да! Бронзовый бюст Лермонтова, «Голова ребенка» и ваза «Туман». Мраморная ваза — лицо спящей женщины с распущенными волосами — красоты необыкновенной! Фотографии головы ребенка и бюста Лермонтова мы поместили в журнале…