Голубое марево

Диссертацию предстояло защищать в Алма-Ате, так как тема была связана с историей Казахстана в советский период и специалисты по этой теме жили в большинстве своем здесь. Бексеит, однако, особо не суетился, все мелочи и частности решал в письмах, а сам появился, когда до защиты оставалось не больше двух недель.

В голове у него было теперь одно: не защита, а банкет.

— Андрей Иванович сам приедет, — втолковывал он ей, едва прилетев. — Что делать, не знаю. В долг брать стыдно. Без тоя стыда еще больше. Будут потом всю жизнь попрекать — не смог народ напоить.

Незадолго до этого Айгуль получила из аула письмо. Дядя писал, что молчал, потому что уж больно далеко она уехала и куда писать, он не знал, что он, слава аллаху, здоров, жить стало полегче, но что сестринская доля в хозяйстве висит у него на совести и енши покойницы он вышлет ее дочери деньгами. Айгуль отказываться не стала. И теперь этим деньгам пора уже было прийти.

— Деньги найдутся, — радостно возвестила Айгуль. — Из аула пришлют.

— Удивительное дело… И какой же это родственничек раскошелится?

— Дядя мой… Тлеужан… Ты его знаешь.

— Теперь уж родственникам счет потеряем… Спохватились. Где, интересно, они раньше были? — Бексеит вдруг так вскипел, что даже сел на постели. — Пусть не рассчитывают… Никому не хочу быть обязанным! Слышишь?

— Деньги эти наши, — сникла Айгуль. — От моих родителей кой-какая скотина осталась…

— А-а…

В ночь накануне защиты сон не шел к Айгуль. Страшные мысли опутали ее сознание и не выпускали из своих сетей. То ей мерещилось, что весь ученый совет поднялся с места и вот-вот кинется на ее Бексеита. Рта раскрыть не дают. Слова в защиту свою не скажешь. Да, говорят, способности, конечно, есть, но к науке его не подпускать, потому что помыслы его скверные, и убрать его лучше куда подальше, ибо не ученый он никакой, а злой сорняк, волк в овечьей шкуре, и много еще чего говорится, а Бекен едет в Москву… Ах да, ведь в Москве-то он уже побывал… Теперь куда же?.. Выше Москвы нет ничего. Что же теперь делать?.. Нет, нет… Не все будут «против». Только половина. А другая половина — «за». Большой спор получается. Но Бекен свою правду отстоять сумеет. Он — сильный. Он все знает и ничего не боится. В такие минуты — будь то мир или война — все решает сердце. А у ее Бекена в груди сердце льва. Оно огромное — с верблюжью голову. И ему ничего не страшно. А иначе разве мы забрались бы так далеко. Да, в первом бою его сразили. Но он не дал себя смять, раздавить. Он не оставил поля боя и за полтора года написал новую работу. Талантливый у ее Сейтжана отец. Только разве посмотрят люди на талант? Все равно до последнего будут палки в колеса совать, лишь бы не дать защититься. Не все, конечно, а половина только. Другая половина будет хвалить. Диссертация, скажут, для защиты годится и надо дать ему ученую степень. Не могут же они спорить без конца? Станут, говорят, голосовать. Как раньше волостных избирали. Одни белые камешки кладут — это те, что одобряют. А другие — черные, те, что говорят, диссертация не годится. Не камешки, конечно, а бюллетени… Проголосовал ученый совет. Потом комиссия появляется. Считает. За Бекена, конечно, большинство. Но большинства мало, надо, чтобы две трети было «за». Но ведь только половина за нас… Что же выходит?.. Нет, нет… Стоит только Бексеиту рассказать про свою работу, сколько в ней мыслей, какая она важная, и большинство из тех, что были против, свое мнение переменят. Потом Бексеит еще два раза будет говорить. И с каждым разом еще видней будет, какой диссертант умный, талантливый, сколько он знает и сколько постиг и что цены нет его работе, и мало-помалу, один за другим, станут перебираться на нашу сторону. Ведь не дураки же сидят там, люди ученые, много повидавшие, сколько труда положившие, чтобы двинуть науку вперед. А иначе кто бы их сделал членами ученого совета?.. Конечно, большинство будет за Бекена, то есть не большинство, а две трети. Шестнадцать из двадцати четырех… А если одного голоса не хватит? Всего лишь одного голосочка?.. Не шестнадцать белых камешков, а пятнадцать?.. Нет, не может такого быть… Шестнадцать наберется, может, даже семнадцать, а то и все восемнадцать… Ну кто это может знать? Господи, как этот мир качается! На тонюсеньком лезвии держится… Упадет камешек туда, а может, сюда… Подсчитали — пятнадцать… Еще раз пересчитали — пятнадцать! И опять считают…