Голубое марево

— Я до восьмого класса очень плохо росла, — заговорила она. — Прямо крошкой была. Потом в секции стала заниматься баскетболом, это помогло. Просто на глазах вытянулась. А после баскетбол забросила.

— Насовсем?

— Что — насовсем?

— Баскетбол забросила?

Ему хотелось, чтобы она повторила это словечко — такое детское — «насовсем». Ей очень шли такие слова. И еще, например, «честное-пречестное» или «честное пионерское»…

— Честное пионерское, — сказал он.

— Что — «честное пионерское»?.. — насторожилась она.

— Нет, просто так. — Едиге рассмеялся: до того приятно у нее это получилось. — Продолжай. Так чем же ты занялась после баскетбола?

— Лыжами.

— И сейчас катаешься?

— Нет. Мне папа посоветовал налечь на учебу. Ну, я и записалась в группу по общей физподготовке. Хожу два раза в неделю. Времени-то совсем мало… — Она вздохнула. — Только вот сейчас так захотелось на лыжах покататься! Девочки из соседней комнаты в прошлое воскресенье в горы ездили, рассказывают, до чего же там хорошо… А вы любите лыжи?

— Когда-то хаживал. В первом классе, по-моему, — усмехнулся Едиге.

— А каким спортом теперь занимаетесь?

Как она серьезно спросила… Так уж ей важно знать, каким спортом занимается Едиге…

— Угадай.

— Вы боксер, — сказала она.

— А может быть — борец?

— Нет.

— Или штангист?

— Не похоже.

— На борца — не похож. На штангиста — не похож. На кого же я похож?

— Не знаю, — сказала она. — Вы странный. Вы ни на кого не похожи.

— Ого! — подумал Едиге.

— Я занимаюсь фехтованием, — сказал он, возвращая разговору прежнее русло.

— Правда?.. Как мне сразу в голову не пришло! — обрадовалась она. — Конечно, вы фехтовальщик. Я даже видела у вас значок мастера спорта.

— Мастера я получил по стрельбе.

— По стрельбе?.. Почему — по стрельбе?.. — удивилась она.

— Потому что все великие писатели были хорошими охотниками.

— А-а… — Она растерялась. — Это правда, Тургенев, например. Или… — Она искала, кого бы еще вспомнить.

— Хемингуэй, — помог он.

— Да, да, я о нем слышала… Слышала, только не читала. Не могла достать.

— У меня кое-что есть, возьми.

— Спасибо…

— Между прочим, как раз он-то и занимался боксом.

— Хемингуэй?

— Да. И бросил боксировать только после того, как ему чуть не перебили нос. А нос у него был крепкий, у меня, к сожалению, нет такого носа… И характер у меня робкий. Вот и выбрал фехтование, чтобы мне ничего не сломали. Рапира — дело безопасное.

— И сейчас…

— Да нет, месяца два походил на тренировки, не выдержал и бросил.

— Как же вы, — огорчилась она, — надо было выдержать до конца.

— Зачем? Я знал, толку все равно не получится.

— Все-таки…

— Но моя фехтовальная карьера на этом не оборвалась, — утешил ее Едиге. — Было продолжение. Года через два-три приглашают меня в деканат. Оказывается, некого выставить на межфакультетские соревнования. Не выставим — пять штрафных очков. «Да что вы… — говорю. — Да я же…» А мне в ответ одно твердят: «Не выполнишь общественное поручение — слетишь со стипендии». Тут не откажешься… Вот я и провел восемь поединков, — а среди противников были перворазрядники, даже мастера, — во всех проиграл, со счетом пять-ноль, и добыл для своего факультета последнее место.

— И то хорошо. Вы правильно поступили, — она с живостью одобрила его, не рассмеялась, как ожидал Едиге.

К чему я столько болтаю? — подумал он. И спросил, останавливаясь:

— Ты не замерзла?

Она тоже остановилась.

— Нет.

— Дай руку, погрею. — Стянув перчатки, он сунул их в карман пальто.

Она несмело протянула ему левую руку.

— Так не годится, — сказал он и снял с ее руки варежку. Пальцы у нее были теплыми.

— Давай другую руку.

Она покорно протянула правую. Он и с нее стянул варежку.

— Теперь без положенного вознаграждения обратно не получишь. — Едиге обе варежки спрятал к себе в карман.

— Пора домой, — сказала она. Но таким тоном, будто сама предлагала: «Постоим еще немножко».

— Сначала погрей мои руки. Видишь, я замерз.

— Как я согрею? Они такие большие.

— Тогда вначале правую.

— Почему правую?

— Потому что весь мой ум в этой руке. А если хочешь знать точно, то вот в этих трех пальцах.

Они стояли, смеясь, и она перебирала его пальцы, притрагиваясь к каждому с таким любопытством и осторожностью, словно пыталась разгадать тайну. Потом потянула Едиге за собой — идем…

Фонари светили ровно, не мигая. Снег под ними весело искрился, поблескивал. Скользя на поворотах и взвихривая свежую порошу, мимо пробегали юркие такси с зеленым кошачьим глазком. Загорались и гасли разноцветные неоновые надписи вдоль всего центрального проспекта. Обыкновенный будний вечер, но после снегопада всегда кажется, что в городе праздник…

На тротуар хлынула густая толпа — люди громко переговаривались, звучал смех. В кинотеатре закончился последний сеанс.