Голубое марево

Спустя некоторое время я понял, что соответственно новым условиям на меня теперь возложена новая роль. Ее смысл: к своей девушке я должен ходить самое малое три раза в неделю, ну, а в субботу или воскресенье — в обязательном порядке в кино или в театр; с ее подругами должен здороваться с особенной уважительностью — необходимо зарекомендовать себя в их глазах с хорошей стороны; пустое шатание оставлю, — неизвестно, каким путем она это узнала, но девушка оказалась до тонкостей осведомленной во всех перипетиях моей трехлетней жизни в Алма-Ате, — и если вдруг буду замечен у ЖенПИ, иняза или других подобных заведений, то не увижу больше и порога мединститута. В общем, сначала я вверил себя единственно судьбе, а судьбу затем, как говорила Татьяна Онегину, — этой хорошенькой, как куколка, девушке, которая специализировалась на том, чтобы вспарывать человеку внутренности и расчленять его на части.

Среди ее подружек на курсе самой близкой Кульмире была плотно сбитая, с толстыми, как бы вывернутыми губами, с нескладным, оттопыренным задом смуглянка Алия. Они и в школе вместе учились. С детских лет самая лучшая, жертвующая для нее всем подружка. На трудном пути к счастью, которого я достиг, она, оказывается, сыграла особенную роль. Когда Кульмира бывала не в духе, она, оказывается, несколько раз насильно ее одевала и выталкивала ко мне на улицу. К самой Алии ходил сероглазый малорослый парень со следами оспы на лице, по имени Кошим. Всегда красиво одевался, с иголочки. Черный костюм, черный галстук с крохотным узелком, черные остроносые туфли, белая рубашка с накрахмаленном воротничком, белые носки — все по последней моде. Близко мы не познакомились и разве что иногда, здороваясь, кивали друг другу. Чувствовалось, что он еще не достиг моего уровня, но было также видно и то, что он не простой претендент, а отобранный, имеющий какие-то надежды. Только уж что-то слишком затянулось испытание: когда я начинал карьеру, у него, кажется, был уже кое-какой стаж, а он все на том же положении. Алия, говоря, что ей некогда, порою не выходит к нему, и эта ситуация повторяется в последнее время что-то слишком часто.

Ну, а я… я, как старый солдат царской армии, испытавший на своем веку немало кровопролитных сражений, двадцать пять лет в порядке долга мытарившийся с погонами на плечах, а теперь считающий по пальцам, сколько месяцев, сколько дней осталось до возвращения в родную деревню, я был близок к тому, чтобы сполна расквитаться за все унижения на любовном фронте, которые претерпел от женского пола с тех пор, как вступил в пору зрелости: предстоящей осенью мы с Кульмирой решили пожениться. Соответственно этому прежнее любовное расписание было отменено, и я ходил к своей девушке, невзирая на время суток, в любой понравившийся мне час.

И когда бы я ни шел, всегда у дверей общежития видел съежившегося Кошима.

Была суббота. На экраны вышел чрезвычайно интересный, говорили — потрясающий фильм под названием «ЧП». Натолкавшись в очередях, я с грехом пополам достал-таки билеты. Кульмира, оказывается, тоже сидела наготове — ждать не пришлось. Когда мы спустились на улицу, дорогу нам преградил Кошим. Хотя день был и не морозный, мягкий, но все-таки середина зимы, а одет он был легко — может быть, от этого у него был бледный, осунувшийся вид? Раньше, когда, одетый с иголочки, ходил твердой, уверенной походкой, гордо развернув плечи, его маленький рост не бросался в глаза, а теперь, с опущенными плечами, он стал совсем с мизинец…

— Сестренка, — сказал он. — Кульмира… Вызовите мне Алию, пожалуйста…

— Алии нет, — холодно сказала Кульмира, окидывая Кошима взглядом с головы до ног.

— Простите… — пробормотал Кошим, голос у него был совсем робкий. — Простите, пожалуйста, но я сейчас видел в окно — Алия дома.

— Какой вы, однако, интересный парень, — сказала Кульмира, иронически, усмехаясь, сердясь, вместо того чтобы смутиться, что ее уличили во лжи. — Пристали и никак не отстанете. Что ж я могу поделать, если она вас и видеть не хочет?

Кошим потерянно стоял перед нами, не в силах произнести ни слова.

— Слушай, — сказал я Кульмире, испытывая неловкость за ее поведение. К тому же мне было жаль Кошима («У всех носящих шапки — честь одинакова»). — Позови.

— Не выйдет ведь, — сказала Кульмира, повернувшись ко мне и разом потеплев лицом.

— Вытащи. Сагитируй.

— Приказ ваш выполнен. Сейчас наша Алия выдаст вашему Кошиму его порцию, — сказала Кульмира, пожимая мне пальцы, когда вернулась и мы отошли от Кошима.

— Тогда зачем же она целых полгода морочила ему голову?

— Разве человек не ошибается? А этот как еще разоделся! Будто инженер. Сказал, что на АЗТМ работает… А оказался вовсе и не инженером, а рабочим. В университет, не то на филфак, не то на физмат, три раза подряд экзамены сдавал, такой удалец, и не попал.

— Нынче поступит, — сказал я. — Обязательно поступит. Сейчас, кто с производства, в первую очередь берут.