Голубое марево

А девушке, казалось, не было до него никакого дела. Казалось, если бы даже качели не раскачивали с двух сторон, то она бы сидела так же безучастно. Но когда раскачивавшие отступили в сторону и сказали: «Ну, теперь сами…» — она вздрогнула, точно очнулась от забытья. Спустя несколько мгновений Косайдар обнаружил, что он взлетает под самое небо. Ему почудилось, что он сейчас ударится о перекладину, но он не ударился. Вместо этого его подняло еще выше, и он увидел группу парней с противоположной стороны алтыбакана, странно накренившихся, будто они валились на землю. В следующий миг он уже несся вниз. И теперь ему показалось, что он ударится об эту землю головой. Но он не ударился. Ноги его взлетели вверх, он невольно запрокинул лицо — над ним было небо с беспорядочно рассыпавшимися звездами. Потом небо со всеми своими звездами покатилось куда-то вниз, а земля, словно перевернувшись, всплыла наверх. Так повторилось три или четыре раза, и Косайдар почувствовал, что небо с землей начинают крутиться у него перед глазами, грудь теснит и сердце подкатывает к горлу. Раз, потеряв равновесие, он чуть даже не вывалился из качелей. «Откинься назад!» — крикнули ему откуда-то. «Песню! Песню!» — прокричал другой голос.

Только теперь до Косайдара дошла вся сложность его положения. Он вспомнил о незнакомой девушке напротив. С ними не было никого третьего, и это она так сильно раскачивала алтыбакан, резко откидываясь назад и упираясь рукой в шест. Он взглянул вниз и увидел, сколько там девушек — стоят и смотрят на них… Надо было напрячь все силы, прийти в себя, чтобы не стать потом объектом общих насмешек, и этой мелкоты, крутящейся возле алтыбакана, этих мальчишек и девчонок, тоже. Косайдар, как ему посоветовали, чуть откинулся назад и выпрямился. Алма-атинский парк отдыха, лодки тамошних качелей — он старался думать о вещах, не имеющих отношения к происходящему с ним сейчас. Но мысли прыгали, ни на чем не останавливаясь. Через некоторое время, однако, он заметил, что небо с землей вновь занимают положенные им места. И воздух перестал быть таким плотным, дышать стало легче. До слуха вдруг донесся, подобный слабому шелесту птичьих крыльев, то возникающий, то исчезающий звук. Это были, оказывается, длинные косы девушки! Когда она взлетала вверх, косы тянулись к нему, падающему в бездну, на кончиках они чуть распустились, и распушившиеся волосы трепетали на ветру. Когда девушка летела вниз, косы, точно они испугались незнакомого джигита, прижимало ей к груди. В следующее мгновение они снова тянулись к Косайдару. Тянулись — и не дотягивались, уходили — и возвращались. Шелковый их звук был как зовущий к себе шепот. И, мешаясь с теплым травяным запахом ночи, обдавал его нежный их аромат.

«Эй, так когда же! Почему не поете?» — зашумели с земли. Сколько прошло времени, как они начали качаться, час или две-три минуты, Косайдар не понимал, но все это время, выходит, они прокачались впустую. Но как же петь, когда он, призвав на помощь всех духов, едва собрался с силами; это требование было для него невыполнимым — он рта не мог раскрыть. Однако молодежи внизу, видимо, не было до всего этого никакого дела. Перебивая друг друга, уже кричало разом сразу несколько голосов. «Косайдар! Покажи, что ты из песенного аула!» — кричали парни. «Хотим послушать прекрасный голос такого красивого джигита!» — кричали девушки.

Прибывший из песенного аула красивый джигит растерялся теперь по-настоящему. Отмалчиваться, конечно, было нельзя. Возможно, многие заметили, как он скрючивался недавно, когда у него закружилась голова, пытаясь удержаться на качелях. Возможно, некоторые из них и сейчас посмеивались про себя: э, до сих пор еще не очухался! Косайдар прочистил горло, решив хотя бы для видимости спеть что-нибудь. Но так вот сразу никакой песни ему не вспоминалось. А снизу продолжали кричать.