Голубое марево

Песня, которую все ждали, неожиданно зазвучала с другой стороны качелей — пела девушка, качавшаяся вместе с Косайдаром. «На вершине Каркаралы одиноко стоит арча[74], ах у этой девушки, что так скоро отвечает на письма, острый ум…» Косайдар удивленно замер. Не потому, что это была именно та песня, которую он силился вспомнить, не потому, что вышла она из уст девушки, только что обошедшейся с ним не то что неучтиво, но почти враждебно. Дело в том, что, хотя мелодия и была той же самой, звучала она совершенно непривычно из-за необычной манеры исполнения. Голос певицы был груб и казался почти неприятным для слуха. Сказать, что это женский голос, было нельзя — больно уж низок для женского, сказать, что мужской, — тоже невозможно: не хватало в нем мужской густоты. Девушки и парни внизу, до того шумно галдевшие, тоже притихли, словно удивлялись вместе с Косайдаром этому низкому, точно кузнечными мехами рожденному голосу, так не подходящему юной девушке. Даже мелкота, с криками носившаяся вокруг алтыбакана, прекратила свои игры. «Ау, пролетела ты, молодость моя недолгая, отгулял я уже свое…» — пела девушка. И Косайдару вдруг понравился этот голос. Глухой, не заливчатый, но льющийся свободно и просторно. Теперь уже ему показалось, что только так и можно петь эту песню. Снизу девушку никто не поддержал — то ли боялись, что собьют ее, то ли просто всем захотелось послушать ее голос. Стояли неподвижно и молча, словно не хотели тревожить покоя длинных своих теней, изломанно лежавших на лужайке, залитой тихим светом низко еще стоящей луны. Лишь круглая, как тюбетейка, сопка, у подножия которой стоял алтыбакан, отзывалась эхом на песню девушки, лишь темное небо с ярко сияющими звездами, как бы дрожа, подпевало ей. Косайдар присмотрелся к обладательнице этого странного голоса повнимательнее. Лицо ее в падавшем прямо на него лунном свете казалось совершенно бескровным, иссиня-бледным. Глаза у нее были маленькие, рот же, пожалуй, несоразмерно большой. Но Косайдар нашел ее красивой.

То, что они уже не качаются, Косайдар понял только тогда, когда кончилась песня. Коль скоро и тот, кто раскачивал, и тот, кто просто качался, оба забыли про свои обязанности, то и алтыбакан, словно заслушавшись, медленно останавливался и теперь лишь тихо покачивался на месте. Ноги Косайдара коснулись земли, и он тут же поспешно вскочил и взял девушку за руку.

— Молодец, сестренка! Я уж подумал, не сама ли Жамал Омарова[75] поет.

— Нет, у нее голос понежнее будет, — иронически ответила девушка.

От такого ответа девушки Косайдар растерялся. Следовало бы сказать что-то еще, чтобы ей стало понятно, как он благодарен ей, но подходящих слов не находилось. Тогда он, хотя в этом не было необходимости, поддержал ее за локоть, когда она слезала с алтыбакана, и они вместе отошли в сторонку.

— Спасибо, — поблагодарила девушка.

Косайдар не понял, за что она его благодарила — за то ли, что похвалил ее голос, за то ли, что оказался вежлив… Он постарался рассмотреть ее лицо получше. Рот был не таким уж и большим. И глаза были совсем не маленькие, с выпуклыми веками под густыми бровями. Зато она оказалась носатой. И лоб у нее был слишком широк для девушки. «Некрасива, — решил Косайдар. — Не страшилище, но и некрасива. Даже просто некрасива». Он уже поостыл немного от возбуждения, рожденного тихим шелестом кос, тянувшихся к нему, протяжной мелодией, так просторно прозвучавшей под звездным сводом неба. Теперь в нем осталось лишь изумление, до чего же все-таки один и тот же человек может быть совершенно разным.

— Голос у вас великолепный, — сказал он совершенно искренне.

— Я за вас пела, — ответила девушка. — Уж очень вы разволновались… не могли даже придумать, что петь.

Косайдар признательно пожал ей руку.

— Хорошо на алтыбакане качаетесь, — сказала девушка. — Мало таких парней, что меня выдерживают.

Косайдару почудилось, что она насмехается над ним. Он хотел было сказать ей какую-нибудь грубость, но не решился.

— Где учитесь? — спросил он, считая, что молчать все-таки неудобно.

— В школе, — ответила девушка. — Не бойтесь, не в шестом классе. Нынче перешла в десятый.

— Аа… — протянул Косайдар.

— В Политехнический институт думаю поступать. Вы на каком факультете?

— В наш институт очень трудно поступить, — сказал Косайдар.

Девушка рассмеялась.

— Меня зовут Балкия.

— Косайдар, — представился Косайдар, с запозданием понимая, что своим ответом обидел ее. — Приезжайте. У нас девушек-казашек много.

Она промолчала, и он тоже умолк, не зная, о чем говорить с нею еще.

— Пойдемте, — предложил он через некоторое время. Она отрицательно покачала головой, но он все же повел ее к алтыбакану.

На этот раз они не стали сильно раскачиваться. Качались спокойно и неторопливо, спев вместе со всеми одну из тех протяжных народных песен, в мелодии которых есть что-то от тихого дыхания ветерка с перевала.