Голубое марево

Разгорячившийся Айдар, оставив современную музыку, принялся за старинные казахские мелодии. Он их проиграл все, начиная с «Хромого кулана» и «Смутных времен» и кончая «Черным иноходцем». В конце концов, войдя в азарт, не в состоянии усидеть на месте, он стал продвигаться все дальше и дальше вперед, по-прежнему оставаясь с поджатыми под себя ногами. Так он добрался до середины круга. Почти все прекратили танцы и, замерев, слушали его.

— Он же просто фантастично играет, — заметил Косайдар, не сняв руки с девичьей талии, вместе со всеми наблюдавший за игрой домбриста — как он нащупывает лады, как бьет по струнам…

— В нашем ауле много виртуозных домбристов, — сказала девушка. Было видно, что она уже не раз слышала его раньше, и, кажется, все это ей порядком наскучило. Сжав руку Косайдара, она потянула его танцевать.

— А кем он работает? — спросил Косайдар, уступая ее желанию.

— Здесь… В Красной юрте…

— А почему бы ему не пойти в консерваторию?

Девушка, прищурившись, коротко глянула на Косайдара и усмехнулась:

— Ездил в прошлом году. Сказали, что так не играют. Не поступил.

— С таким-то искусством…

Девушка, плавно покачивавшаяся в его объятиях под мелодию «Сокровенного», резко остановилась:

— Если вы еще хоть раз заикнетесь об этом парне, танцевать я с вами больше не буду.

Косайдар не нашелся что ответить. Девушка же без всякой видимой причины вдруг расхохоталась и, увлекая его за собой, вновь начала танцевать. Косайдаром овладела ярость. Девчонка, подумалось ему, не в своем уме… Употребив все свое искусство, он все же заставил ее кружиться в танце, как мотылек, уводя от домбры все дальше и дальше. Так, кружась, они ушли довольно далеко от всех, шагов на тридцать — сорок, к самому взъему горы.

— Ну, достаточно? — спросил он, стараясь не показать, как запыхался.

Девушка снова рассмеялась.

— Я надеялась, вы меня таким образом прямо на вершину поднимете.

— Пошли, — сказал Косайдар, убеждаясь, что взять над нею верх он не в силах.

— Куда?

— На вершину. Давай руку!

Держась за руки, они начали карабкаться по склону, заросшему невысокой таволгой и кое-где кустиками ковыля. Девушка, знавшая дорогу, шла впереди. Косайдар полагал, что, идя сзади, он поддерживает ее. О том, что идет за ней как бы на поводу, он не подумал. Склон оказался довольно пологим и без больших камней, о которые можно было бы поранить ноги. Подъем не доставил им никакого особого труда. И все же, когда они наконец взошли на вершину, Косайдару показалось, что мир как бы раздвинулся, неожиданно став огромным. А сам он словно бы стоял на некоем почетном месте этого огромного мира. Подставив грудь теплому ветру, овевавшему вершину, он глубоко вздохнул. Ослабил галстук, расстегнул пуговицы на вороте рубашки и, вытянув вперед руки, немного постоял так. Потом застегнул ворот, подтянул галстук и повернулся.

Аул лежал как на ладони.

Семь ли, восемь ли юрт, дремавших у подножия горы в лунном свете, казались гигантскими яйцами, оставленными сказочными птицами — симург. В дверные щели и между кусками кошмы — верхним покрытием юрты, — высветленными с противоположной стороны луной, пробивался слабый свет. Чуть правее темнело небольшое село из невзрачных, грубого обличья деревянных домов, окруженных сараями и всякими другими подсобными помещениями, на окраине дома стояли совершенно беспорядочно. И во всем этом не угадывалось ни единого признака жизни. Село спало.

Извилистая белая лента, что пролегла прямо между юрт, — это тот самый медленный ручей, поблескивавший в лунном свете. Исток его остался под обрывом, его не видно. Парни и девушки — где-то там. От алтыбакана, стоявшего совсем рядом с аулом, доносился возбужденный гомон мелюзги. Вроде бы расходились. Где-то заблеял козленок. Косайдар удивился, что не слышно ни домбры, ни смеха веселящихся ровесников. Ведь они же с Балкией были именно к ним ближе всего. Может быть, в «молчанку» играют? Нет, едва ли, скорее всего — возвращаются сейчас по домам. Или уже разошлись парочками. Кроме Айдара… Косайдар резко повернулся к молча стоявшей с ним рядом девушке:

— Этот парень-домбрист кем тебе приходится?

Девушка замялась. Ну да Косайдару было все равно. Спросил, потому что спросилось. Взяв ее быстрым движением за упругую талию, он обнял девушку и поцеловал в губы. Она не сопротивлялась. Но вроде бы не было в ней и желания целоваться. Она стояла без единого движения. Губы у нее были холодные-прехолодные. И вся она едва заметно дрожала. Сняв пиджак, Косайдар набросил его девушке на плечи. И, не дав надеть в рукава, застегнул его поверх ее рук. Пиджак был для этого чуть-чуть узковат.

— Руки связаны. Теперь ты моя пленница.

Никакой страсти в нем не было, но он решил все же снова обнять девушку и поцеловать. Девушка, однако, крутя головой, на этот раз не далась.

— Не думал я, что эта гора так невысока, — сказал Косайдар. — Жорга![76] Название-то какое. Малюсенький холмик!

— Стоите на самой вершине, вот и кажется невысокой, — сказала девушка.

— Да и с подножия смотреть — какая-то она, как расплющенная, — Косайдар усмехнулся.