Голубое марево

Город, в который Тулымхан летел на сей раз, был Кызылжаром. Там уже стояла зима. Было морозно. Устроившись в гостинице, он тотчас поехал в нужное ему учреждение. Однако включиться в работу с ходу не удалось. Заведующий отделом, к которому он специально приехал, оказывается, заболел.

Тулымхан прождал его десять дней. Он покончил в отделе со всеми делами, в которых можно было обойтись без заведующего, и счел дальнейшее свое пребывание здесь бессмысленным. Он связался с Алма-Атой и получил разрешение на выезд. Вскоре он уже сидел в самолете. Вечером будет дома. Как, наверное, истосковалась по нему дочка! А как обрадуется Шарипа, ожидающая его только дней через пять-шесть. Трудно ведь женщине одной.

Но с дорогой Тулымхану не повезло. Алма-Ата не принимала, и всю ночь он сторожил карагандинский аэропорт. А как бывает в подобных случаях, всем известно. Объявляют: вылет откладывается на два часа. А потом предлагают: подождите еще три часа. Три часа обрастают еще часом-другим. И не поспишь. И не отдохнешь. Сидишь как на иголках, точно провинился в чем-то и вот сейчас ждешь наказания.

Наконец Тулымхан полетел. С рассветом. Как встало солнце.

В аэропорту он сел в «экспресс» и к обеду добрался до своего микрорайона. Как раз в это время Шарипа приходила домой. Пить чай. Тулымхан решил разыграть жену. Тихо открыв замок своим ключом, он зашел в квартиру и постучал в дверь с внутренней стороны:

— Кто у нас дома есть?

В доме действительно кто-то был. Но после его слов на мгновение установилась тишина. Затем сдавленный, испуганный голос спросил по-русски:

— Кто там?

— Шарипа, жена Тулымхана, здесь живет? — И, довольный своей шуткой, Тулымхан раскатисто рассмеялся.

— Сейчас, — ответила Шарипа, и голос ее странно задребезжал. — У тебя ноги грязные, подожди.

В следующее мгновение она выбежала к нему. Накинула на себя легкий халат. Даже застегнуться не успела. Совершенно голая.

— Ты что? — недоуменно спросил Тулымхан.

— Я… я спала… — сказала Шарипа. Дрожащими пальцами она стала застегивать халат на груди.

— А-а… — протянул Тулымхан.

— Я приболела что-то… — пробормотала Шарипа, боязливо заглядывая ему в лицо. — Дня три, как приболела, на работу не пошла…

Действительно, Шарипа была бледна. И тяжело дышала, как запыхалась — едва переводила дыхание.

— Найля где? — спросил Тулымхан, у которого на душе сделалось вдруг неспокойно.

— Найля в садике. Ты погоди, не раздевайся. В пыли весь! Сама почищу. Да погоди же, говорю! — закричала Шарипа. — И не разувайся. Сейчас принесу какую-нибудь тряпку и вытру. Не двигайся с места, стой! — Обняв Тулымхана за шею, она коснулась губами его губ. Они у нее так и горели. — Сейчас.

Но в комнате Шарипа задержалась надолго. «Сейчас, погоди», — только и твердила из-за двери. Бегала по комнате туда-сюда, словно бы перекладывала что-то с места на место. Показалось даже, будто она зашепталась с кем-то, сказала что-то отрывисто. Открыла дверь — не то шифоньера, не то балкона — и снова закрыла. И только потом уже вышла в прихожую.

— Чего не раздеваешься стоишь?

— Тряпка-то твоя где? — спросил Тулымхан.

— А? Д-да… Не нашла.

— Сейчас найдем, — сказал Тулымхан.

Он сунул Шарипе тяжелый портфель, который до сих пор держал в руках. Быстро скинул обувь, верхнюю одежду и прошел в комнату. Вконец побледневшая Шарипа в обнимку с портфелем двинулась было следом за ним, но тут же и остановилась, прислонившись к косяку.

— Ты ложись, — сказал ей Тулымхан. — Знал бы, что ты так… раньше бы приехал. Ложись, говорю.

Шарипа поставила портфель на пороге и, как призрак, подойдя к кровати, опустилась на совершенно развороченную постель со сбитым в сторону одеялом и смятыми подушками.

— Раз, два, три — прячься и сиди… Раз, два, три — прячься и сиди. Раз, два, три — прячься и сиди… Готово? Ищу!

Сначала Тулымхан заглянул под кровать.

— Под кроватью нет…

Затем он заглянул под диван.

— Под диваном нет…

Посмотрел за телевизором.

— За телевизором нет… Нигде нет, нет, нет! Ага! — воскликнул он. — В шифоньере ты сидишь.

Но и в шифоньере никого не оказалось.

— Где? — спросил с недоумением на лице Тулымхан.

— Кто?

— Я же только что слышал, как ты шепталась.

— Ни с кем я не шепталась.

— Хорошо! — во весь голос сказал Тулымхан. — Я не нашел! Найля, выходи! Я по тебе соскучился. Давай обнимемся.

Найля не появилась. Зато Шарипа соскочила с постели, взмахнула руками, повисла у Тулымхана на шее.

— Я Найлю утром в детсад отвела, святая правда, — сказала она. Висела у него на шее и не отпускала. Намертво обхватила. Видно, истосковалась. — Фу! — сморщила она нос. — Какой ты грязный!..

Тут же, не медля, она стащила с него пиджак, брюки и за руку повела в ванную. Только тогда Тулымхан и заметил.

В коридоре, у самого порога, за его растоптанными осенними коричневыми туфлями стояли огромные черные ботинки с большими застежками, на толстой подошве, невероятно толстой, не меньше чем в два пальца. У Тулымхана даже дыхание перехватило.

— Эй… эй!.. Это… чьи?

Отбросив руку жены, продолжавшей тащить его к ванной, он подошел поближе и присмотрелся к ним. Да, чужие.

— Откуда они у нас?

— Что?