Голубое марево

Но пока… Пока еще ничего страшного, необратимого между нашими героями не произошло. Он хотел ее поцеловать, она не позволила. Только и всего. А ведь мало ли, мало ли что случается и у счастливых пар, любящих, верных, одолевших многие испытания! Такие вспыхивают порой баталии, такие битвы! И что же?.. Следуй за этим непременно драматическая развязка — что сталось бы с миром?..

Итак, она отбросила его руку. И не просто отбросила — она при этом сказала: «Не смей!..» Для того, кому двадцать лет (или на три года больше), подобное снести нелегко. Но любовь все прощает. Простил и Едиге. Тогда Гульшат словно вознамерилась испытать, на что способно его терпенье. Блестя глазами, она стала рассказывать о своем новом знакомце, — ожесточась, мстительно усмехаясь в душе.

Она и не думала выглядывать кого-то на стороне — было время, ей нравился Едиге. Нравился, не больше, но она-то себя уверила, что любит… И вот… Все началось на катке, в тот день, когда Едиге сказал, что он не мальчишка, не ребенок — он помнит?.. Она каталась одна. Вдруг ее обнял за плечи какой-то парень. Она попыталась вырваться, круг или два они сделали вместе, он ее не отпускал. Отпустит, — сказал он, — если она перестанет сердиться. Сердиться?.. На что?.. Ну, пошутил, здесь так принято. И сам — интересный, видный из себя, одет щеголем. (Каждая подробность — как новый укор, новый укол.) Но Гульшат не хотела с ним знакомиться. Она даже имени своего не назвала. Ни в тот раз, ни когда они снова встретились — в горах, возле трамплина… В горы она ходила вместе с девочками. Просто так, прогуляться, покататься на лыжах. А на трамплине шли городские соревнования по прыжкам. И тут она увидела того парня. Им все любовались — какой отчаянный, ловкий! Он птицей взлетел в самое небо — так им, снизу, казалось! — и опустился далеко, за стометровой отметкой. Рекорд?.. Нет, мирового рекорда он не поставил, возможно, она что-то спутала — не сто, а девяносто… Или восемьдесят… Или семьдесят… Возможно, и сорок, ну и что?.. Это не самое главное… Что главное?.. А то, что он очень внимательный, вежливый… Деликатный, вот подходящее слово. Да, деликатный. Не задавала. Не эгоист. Не грубиян. И при том — такой смелый, такой мужественный. И не в пример старичкам, просиживающим день и ночь, въедаясь в книги, — не в пример им, настоящий спортсмен. И умный, и знающий. Аспирант, работает над диссертацией, но успевает — и то и это. Защитится будущей осенью, в крайнем случае через год… Нет, не тогда, он рассказал обо всем этом позже. Вчера… Она в тот, первый день, и не взглянула на него ни разу. Отворачивалась, не слушала, что он говорит… Но он не обиделся. Наоборот, проводил до самого порога. И потом приходил несколько раз. Гульшат не принимала его приглашений — отправиться на каток, в горы. Разговаривала — и то не дольше пяти минут. Ни на капельку не хотела изменять Едиге. Только сердцу, видно, не прикажешь. И она просит не винить ее. До сих пор она ни в чем не уступила — но долго ли так будет?.. Нет, целоваться она не позволяла. Рукой коснуться — и то… Нет! И чтобы влюбилась — тоже нет, она этого не думает. Нравится — да. Это так. И теперь она верна Едиге, но… Ничего не обещает. Не хочет обманывать… И вчера, и сегодня — он приходил, уговаривал пройтись, они болтали — час, два… Завтра? Что будет завтра, она не знает. Едиге должен согласиться: такие ребята не часто встречаются…

— Кто он? — Едиге наклонился, заглянул Гульшат в глаза. — Ну? Говори!

Она молчала, постукивая носочком туфли по полу, и глаз не отводила — насмешливых, торжествующих.

— Кто он?

— Вызовешь на дуэль?

— Это мое дело!

— Вряд ли с ним тебе справиться, — сказала она. — Да, вряд ли. Он сильный. И ростом выше тебя. И кулачищи у него вот какие… — Она сложила оба свои кулачка. — Даже больше. Так что, боюсь, ничего у тебя не выйдет. Он такая громадина…

— Ясное дело, — сказал Едиге. — Раз «такая громадина», то уж тут не устоять. Вам только и надо, чтоб «такая громадина»… — Он отступил на шаг, смерил ее презрительно с головы до ног. — Как же зовут эту «громадину»?.. Неотразимую для любвеобильных сердец?..

По ее шее, щекам, всему лицу разлилась багровая волна.

— Беркин… — сказала она, глядя себе под ноги. — Его зовут Беркин…

— Такого я не знаю…

— Знаешь, — сказала Гульшат. Она выпрямилась и с вызовом взглянула на Едиге. — Он живет рядом с вами, напротив. Историк…

— Беркин?.. Беркина у нас нет. Погоди, не Бердибек ли?.. С усиками?..

— Да…

Он прямо-таки задохнулся от изумления.

— И это правда?

— Правда… — Она вновь опустила глаза.