Голубое марево

— В наших краях казахи и узбеки — два народа, породнившиеся между собой, — радостно сообщил Бердибек, наверняка довольный тем, что нашлась тема для разговора. Он улыбнулся Едиге. Но столь мужественному на вид лицу не очень-то шла эта растерянная, жалкая улыбка. Однако жалкой и растерянной она была лишь в первый момент. Неуловимым переливом она обратилась в улыбку проникновенно-мягкую, даже сладостную. Она ласкала, обволакивала. И вся кожа на его лице до последней морщинки, до последнего мускула так и светилась, изображая эту как бы заранее и многократно отрепетированную улыбку. Только розовая пухлая губа, поросшая черной щетинкой, выбивалась из общего строя и то приподнималась, обнажая высокие влажные десны, то вновь опускалась, чтобы соединиться с нижней. У Едиге помутнело в глазах, когда он представил губы Гульшат слитыми с этим слюнявым розовым ртом. Внутри у него все перевернулось, закипело. Он зажмурился. И не то глубоко вздохнул, не то застонал.

Расцепив веки, он увидел перед собой лицо встревоженного Бердибека.

— Что случилось? Ты болен?.. — Забыв о стуле, на который опирался Едиге, Бердибек пододвинул к нему другой. — Может быть, присядешь?

— Ох, уж эта моя дырявая память, — сказал Едиге, не меняя позы. — Ведь тебя наверху дожидается одна девушка, вся в слезах. Я специально завернул к тебе сообщить об этом…

Было приятно видеть, как Бердибек растерялся. Побледнел. Покраснел. Уперся глазами в пол, как бы в смутной надежде сквозь него провалиться.

— Я… Понимаешь ли… — Он что-то бормотал, хотя и заготовил, наверное, немало слов, предчувствуя неизбежный разговор, но теперь не мог их вспомнить, связать воедино. — С каждым случается… Может случиться… Но я, разрази меня бог, не знал… Я и не думал, что эта девушка…

— Не морочь себе пустяками голову, — сказал Едиге. — В наше время такое встречается сплошь и рядом.

— Это верно… И все-таки… Я…

— Да ладно тебе, — сказал Едиге, похлопав Бердибека по крутому плечу. — Се ля ви. Сегодня ты отбил девушку, завтра у тебя ее отобьют… Стоит ли переживать?.. Ты иди. Она ведь там плачет-заливается. Ждет тебя. Сама мне сказала: «С тобой все кончено, Едиге. Вторая серия этого остросюжетного приключенческого фильма называется «Бердибек»… Я правду говорю. Правду, всю правду, ничего, кроме правды. Ну, будьте счастливы, благословляю вас обоих. Или ты уже не веришь людям?.. Но как тогда жить? Как смотреть друг другу в глаза? Как называть и называться другом и братом?..

— Друг мой, — прочувствованно сказал Бердибек, — друг мой и брат Едиге… Ты настоящий мужчина. Спасибо!.. — Голос у него был приподнятый, торжественный. Он подошел и с повлажневшими глазами обнял Едиге.

— Не стоит благодарности, — Едиге с трудом высвободился из объятий Бердибека. — Ведь мы как-никак люди двадцатого века…

— Правда, братишка, — сказал Бердибек. — Твоя правда. И я отплачу тебе тем же, если окажусь на твоем пути. — Он схватил Едиге за руку и с силой ее потряс — Это строптивые жеребцы вступают в схватку из-за кобылы. А мы ведь люди. К чему нам ссориться? Кобылок в Алма-Ате хватит для каждого…

Вот здесь-то, на слове «кобылка», Едиге и ударил его по щеке. У Бердибека чуть голова не отвалилась — такую Едиге влепил ему пощечину.

— Эй, ты что делаешь?.. — заорал Бердибек и схватился за щеку.

— Это я так, ради шутки.

Бердибек побелел.

— Да ты знаешь, я кто?.. — Он повис над Едиге. — Я… Я в десять раз тебя сильнее!.. — Он весь дрожал. — В лепешку расшибу, костей не соберешь!

— А ты попробуй, — сказал Едиге. — Попробуй. Только учти: когда тебя выгонят из аспирантуры, тебе придется уже не два-три года пасти баранов, чтобы вернуться, а все двадцать — тридцать лет.

— Нас обоих выгонят, — сказал Бердибек угрюмо. Но пыл его поостыл.

— А я этого не боюсь, — сказал Едиге. — И вот еще одно доказательство!.. — Он снова, теперь уже по другой щеке, ударил Бердибека. — Ну? Если тебе мало доказательств, подходи, добавлю…

Он, однако, не ждал, пока подойдет Бердибек, а сам на него надвигался, и Бердибек, отступая, загораживал ему дорогу стульями. Но стулья не могли служить надежным заслоном, поэтому Бердибек бросился к столу и с грохотом выдвинул его на середину комнаты:

— Не подходи! Я за твою жизнь не ручаюсь!

— Предлагаю несколько условий. Твое дело — соглашаться или…

— Что за условия? — Бердибек занял боксерскую стойку.

— Чтобы не свернуть шею, не появляйся больше на трамплине!

— Да зачем он мне сдался, твой трамплин?..

— Не шляйся по каткам, не совращай молоденьких дурочек! Не все такие покладистые, как я, нарвешься на какого-нибудь парня — изувечит…

— Да разве я…

— Помолчи, прикуси язык!

Бердибек покрутил кулаками у себя под носом, изображая угрозу.

— Вот мои условия. И не условия — ультиматум… Знаешь, что такое ультиматум?

Бердибек стоял в нерешительности, словно размышляя, затевать ли новую драку, смириться ли с нестерпимым унижением.

— Все, что здесь произошло между нами, останется тайной, — сказал Едиге. — Все равно никто не поверит… Так что не пытайся жаловаться. А вообще — держись от меня подальше, тебе лучше будет.