Голубое поместье

— Скоро будет затмение, но дело, вероятно, не в нем. Третье тысячелетие на пороге, но об этом помнят лишь христиане. Скоро летнее солнцестояние. Все сейчас в Стонхендже и Гластонбери, масс-медиа дают бал. Воздух полон волнения… Но это личное дело: мое и твое, Питер. Ты стар и близок к концу. И если вращающийся круг звезд вступит в другую фазу и этот дом, замок Арианрод, — зови его как хочешь — перенесет присущие ему функции чистилища в другое место, какая для тебя разница? Здесь твоя история и твоя судьба, а посему время — существенно. Тебя ждет смерть, Питер Лайтоулер. Принимай ее как реальное. И не думай, что сумеешь спастись.

— Но как насчет Рут? Как насчет всего, что случилось здесь? — Саймон едва слушал. Взгляд его поднялся к обломавшимся перилам, — Почему она должна умирать? — выкрикнул он внезапно. — Вы оба сидите здесь… спорите, вздорите, развлекаетесь мерзкими старинными историями, а Рут умирает. Быть может, она уже умерла, а мы сидим здесь, и это никого не тревожит.

Отец посмотрел на него.

— Я не слишком хорошо знаком с ней, — проговорил он медленно. — Хотя она, возможно, является моей дочерью, я никогда не знал ее.

— Твоей дочерью? — Голос Саймона раздался словно из какой-то далекой пустыни, тем не менее казалось, что разум его обострился, возвысился. — О нет! Это уже лишний поворот; еще один нож в спину, попавший не туда куда надо. Я не верю тебе, отец.

— Рут — дочь Эллы. Я соблазнил Эллу примерно за девять месяцев до рождения Рут. — Питер пожал плечами, явно не замечая ужаса, написанного на лице Саймона. Театральная пауза.

Именно в этот миг Бирн решил, без всякой тени сомнения, что Питер Лайтоулер являет собой воплощение зла. Ему не нужны были сомнительные свидетельства книги Тома или дикие теории Алисии. Он просто видел Питера Лайтоулера, наслаждавшегося мгновением и возмущением сына.

— Это, наверное, хотела бы сказать твоя мать. Все к тому. Привычное обвинение. И знакомое. И неужели ты еще удивляешься моему возмущению? Ее россказни, старушечья болтовня замарали мою старость. Это просто скандальный слух! И все потому, что твоя мать не может смириться с тем, что ее брак распался, а ее сын стал пьяницей!

Он нагнулся через стол в сторону Саймона.

— Впрочем, я не осуждаю тебя, — сказал он мягче. — Ее общество нестерпимо.

Саймон обернулся к стоящей Алисии.

— Значит, и ты считаешь, что это случилось? И я жил здесь, разделяя постель и занимаясь любовью со своей сестрой? И ты позволяла этому продолжаться?

Алисия с трудом ответила:

— Я… я не знала. Наверняка. Я ничего не знала об этом. Причину нужно искать в странностях дома и странных смертях, которые здесь происходят.

— Каких смертях? Кто умер здесь? Насколько мне известно, один только Джон Дауни, — заметил Питер Лайтоулер.

— Рут, — негромко предположил Бирн.

— Пока еще нет, она жива, — ответил Лайтоулер.

— А что произошло с Элизабет? — спросил Том. — И с Эллой?

— Элизабет еще жива, — ответила Алисия.

— Что? — Том вскочил на ноги, глядя на нее. Бокал, выпав из рук Саймона, со звоном разбился об пол.

— Да. Ей девяносто пять лет, она живет в Вудфорде в пансионате. Но Элизабет ничего не скажет вам. — Алисия качнула головой. — С ней случился удар, уже сорок лет назад, и с тех пор она не открывала рта. Я время от времени посещаю ее, но положение не меняется.

— Но она… она знает, верна ли моя книга!

— Какая теперь разница, Том? Ты сжег рукопись и отказал дому в праве на собственный голос. Но Элизабет все равно не поняла бы ни одного твоего слова, — негромко заметила Алисия. — Она ничего не понимает и ничего не говорит.

— Но… где ключи от машины? Мне надо съездить и повидать ее… как называется это место?

— Том, — произнес Питер Лайтоулер с ударением, — не будь смешным. У тебя ничего не получится, нельзя же разговаривать с доской.

— Я попытаюсь. Разве вы не понимаете? Я должен попробовать! — И выхватив ключи от машины из чаши, стоявшей в зале, он метнулся в потемневшие окна и, хромая, исчез в густых кустах.

38

Саймон изучал его сложным, но в первую очередь все же ироническим взглядом, так что Бирн ощущал на себе его тяжесть. Останься, безмолвно говорил он. Не оставляй меня с ними. Бирн понимал, что пора идти. Сам он желал оказаться только в единственном месте. Бирн крикнул Тому: «Подожди меня!» и последовал за ним в сад.

Листва оказалась не столь плотной, и Бирн скоро нагнал Тома. Живая изгородь деревьев расступалась перед ними обоими, образуя покрытый пятнами тени сводчатый зеленый тоннель, окруживший поместье. Полосу деревьев и кустов яркими лучами пронзал солнечный свет. Сквозь листву они видели окрестности, тихо дремлющие под полуденным солнцем. Выйдя, они сразу направились к гаражу.

— Теперь по-новому понимаешь смысл словосочетания «зеленый пояс», — сказал Том с претензией на остроумие. — Интересно, пропустит ли он машину?

Бирн не стал отвечать. Он не сомневался в том, что если Листовик выпустил их из дома, то позволит им оставить и поместье.

— Вы едете со мной к Элизабет? — спросил Том.

— Нет, я сразу в Эппинг, в госпиталь.

Том вздохнул.