Голубой бриллиант (Сборник)

было. Я была крайне раздражена и возмущена. За кого он

меня принимает? - спрашивала я себя и уже, сменив гнев на

иронию, отвечала: он, наверно, не рассчитывал на мое

быстрое возвращение, я просто не вовремя появилась. Они не

ожидали. А то, что он не смутился, а все повернул на веселую

шутку, так это в его характере. Не могу же я запретить ему

встречаться с другими женщинами, нет у меня на это права, не

жена же я ему, а только одна из многих "приватизированных".

Еще на пути к метро за жетонами я под впечатлением

увиденного чувствовала себя оскорбленной и униженной,

решила: все, с меня довольно, уйду, уеду к Тверь, пусть

подавится своими миллионами. Но рассудив все здраво, - так

мне казалось, - я поняла, что мой гнев не имеет серьезных

оснований, и отказаться от его зарплаты или "зряплаты"

именно сейчас, не продумав и не рассчитав, что даст мне

внезапное появление в Твери, опять же объяснения с

родителями, было бы легкомысленным. В душе я уже

смеялась над всей этой сценой, представляя себе

самочувствие этой всегда важной, респектабельной Марии

Степановны.

На другой день только я вошла в офис, как секретарша

сказала, что Борис Ильич просил меня зайти. Он сидел за

журнальным столиком, розоволицый, приглаженный в белой

рубашке и при галстуке и пил кофе. Меня встретил открытым

веселым взглядом, и в карих глазах его мерцала ироническая

улыбка. Дружески предложил, кивнув на свободное кресло у

столика:

618

- Садись. Кофе будешь? - Я отрицательно качнула

головой. - А коньяк?

- Благодарю. С утра не употребляю.

- Иногда обстоятельства заставляют и с утра и поздно

ночью. - И тем же веселым дружеским тоном продолжил: -

Послушай, девчонка, - он часто ко мне так обращался, - насчет

вчерашнего. Мы с Машей старые любовники. Еще до моей

женитьбы, когда она была юной студенткой. Со временем

любовь улетучилась, но дружба сохранилась. А у нее и

любовь, так она уверяет. Она такая одинокая. Интересная

женщина, красивая, не глупая, а мужиком обзавестись не

может. Не везет бабе. Это трагедия и, к сожалению,

распространенная в наш сумасшедший век. Мне жаль ее.

Приходиться откликаться на ее зов, вспоминать дни нашей

молодости.

- Извини, Борис, зачем ты мне все это рассказываешь? -

прервала я его монолог. Он не ожидал такой реплики и

удивленно уставился на меня. Я пояснила: - Это твое личное,

и меня не касается.

- Вот и хорошо, ты умница, - согласился он и уже

деловым тоном продолжил: - Сегодня нам с тобой предстоят

трудные переговоры с немцами, а точнее с немцем, хозяином

фирмы, в сотрудничестве с которой мы очень заинтересованы.

Даже очень, и потому важно, чтоб прошли они с успехом,

получить выгодный для нас результат. Я на тебя возлагаю

большие надежды.

- Странно, - удивилась я. - Что от меня зависит?

- Многое: твоя очаровательная улыбка, обольстительный

взгляд и прочее могут решить полдела.

Его лукавый тон, игривые огоньки в глазах порождали

любопытство и настораживали.

Переговоры состоялись после обеда, здесь же в офисе.

В них кроме Денисова, участвовали два его заместителя и я.

Собственно моя роль сводилась к обязанности официантки -

приготовить фуршет. Немецкую сторону представлял лишь

один человек - сам хозяин фирмы - грузный, упитанный

мужчина лет сорока, розовощекий, белобрысый с выцветшими

голубыми глазами, беспокойно бегающими по сторонам и

почаще останавливающимися на моей персоне, облаченной в

офисную форму: черные колготки, черная миниюбка, только

кофточка светло-серебристая. Борису такой наряд нравился.

Звали немца Рихард Шульман. Я, выполняя инструкцию шефа,

мило ему улыбалась. Он сносно говорил по-русски, но к тому

619

же один из заместителей Денисова, хорошо владел немецким.

Переговоры шли, как мне показалось, вяло. Обе стороны

очень неохотно поддавались на мелкие уступки, не жертвуя

главным. Под конец Денисов предложил сделать перерыв,

перенести переговоры на завтра, а сегодня поехать за город

на его новую дачу и немного, как он сказал, "расслабиться".

Немцу предложение понравилось.

На дачу мы поехали вдвоем с Денисовым. Я должна

была сервировать стол в той же гостиной при сауне, в которой

произошла наша первая близость с Борисом. На этот раз

Денисов пригласил меня на второй этаж и показал мне

роскошные апартаменты своего дворца. Там было четыре

спальных комнаты - по одной на каждого члена семьи - и

большая гостиная. Он сказал мне, что немец останется здесь

ночевать и выделил для него комнату с широкой двуспальной

кроватью. Немец должен, по словам Денисова, появиться часа