Голубой дым

И еще одно качество украшало ее: она была с детства бесконечно доверчива к людям. Так, например, однажды, оставшись на даче, когда все ушли в лес собирать грибы, она услышала мужской голос за оградой, звавший хозяев. Она вышла. Какой-то бесконечно усталый, как ей показалось, мужчина предложил ей машину конского навоза за двадцать рублей. Она тут же согласилась, благо деньги у нее были с собой. «А где же машина?» — спросила она, предчувствуя уже радость Демьяна Николаевича, которому, как она понимала, для полного счастья не хватало только лишь конского навоза. «Застряла машина, — отвечал усталый человек. — Мы ведь что?! Мы везли навоз Михаилу Васильевичу, а его дома не оказалось. Вы знаете Михаила Васильевича?» — «Нет, — ответила Мария Анатольевна, — но, кажется, что-то слышала», — добавила она, хотя не имела никакого представления об этом Михаиле Васильевиче. «Ну так вот, — сказал мужчина, горестно улыбаясь, — ему и везли, а потом через лес сюда поехали и застряли». — «А как же быть? — спросила Мария Анатольевна. — Не на тачке же нам его из лесу везти?..» — «Нет, конечно, я уже с трактористом договорился, чтоб машину вытащил, а у нас денег всего рубль пятнадцать, а он пятерку требует... Значит, три восемьдесят пять не хватает. Вы мне их дайте, я трактористу заплачу и минут через двадцать — тут как тут. Потом рассчитаемся. Вместо двадцати шестнадцать дадите, и все дела... копейки там какие-то не в счет. Если хотите, пойдемте вместе, я ведь без обману». — «А скоро ли вы управитесь?» — спросила Мария Анатольевна с некоторой недоверчивостью. «Я ж вам говорю, тут рядом, небось слыхали, как я буксовал, — минут двадцать, ну тридцать от силы, и я тут как тут! А за навоз благодарить будете... Я ведь для Михаила Васильевича вез, не кому-то, а ему по договоренности, да вот дома нет... Такая неудача! И он-то, конечно, сам расстроится. А что мне делать? Куда его девать?.. Навоз-то... Вот и предлагаю поэтому... Не хотите, я сейчас любому продам... Это большой дефицит в наше время, только скажи — с руками оторвут». — «Ну хорошо, — согласилась Мария Анатольевна, — я сейчас вынесу».

И вынесла четыре рубля.

«Вот вам пятнадцать копеек сдачи, — сказал ей оживившийся мужчина, — мне лишнего не надо. Три восемьдесят пять...»

Мария Анатольевна хоть и отказывалась, но добрый человек заставил ее взять монету, приказав ждать его и подготовить место на участке, чтоб было куда, не мешкая, ссыпать.

Она до самого вечера не могла поверить, что ее обманул этот усталый и очень искренний, как ей казалось, человек.

Демьяну Николаевичу, когда он из леса вернулся, она сразу же объявила о своей покупке, предупредив его, что это ее подарок. Сначала тот было обрадовался, но когда узнал подробности сделки, все сразу понял и посмотрел с большим удивлением на Марию Анатольевну.

— Маруся, тебе сколько лет? — только и спросил он у нее.

А она никак не хотела поверить в обман. Она сидела на крылечке. Солнце уже загородилось большой темной елью, росшей за забором, лучи его огромными золотистыми пластами косо упирались в землю, и в этих золотисто-дымных, невесомых пластах искрились в бестолковом каком-то танце тысячи маленьких мошек и комаров, которые не видны были бы в воздухе, если бы не эти косые солнечные лучи, разделенные темной елью. В лучах комарики плавали, как какие-нибудь светящиеся рыбки. Над крышей скользили в радостном полете повизгивающие стрижи. А потом померкли лучи и пропали золотые рыбки. И когда уж совсем смерклось, только тогда Мария Анатольевна поняла наконец-то, что ее обманули. Ей стало очень обидно, и она заплакала, повторяя сквозь слезы, что ей совсем не жалко четырех рублей, а жалко, что она обманулась в человеке.

— Уж лучше бы ворвался в дом и отнял у меня все деньги, — говорила она, — мне бы легче было. А это так низко! Так мерзко! Неужели верить никому нельзя?!

Вот какая странная жила на свете женщина, которая потеряла единственного сына на войне, а сама в сорок первом рыла под Крюковом противотанковые рвы.

Единственное существо, которое полюбила Мария Анатольевна, не считая, конечно, певчих птиц, был ежик, которого Демьян Николаевич нашел однажды в лесу. Он подтолкнул ежа палкой и подкатил к ногам Марии Анатольевны пыхтящий, фыркающий, колючий шар. Сначала она испугалась и отпрянула, но, узнав ежика, вдруг рассмеялась радостно и долго не хотела уходить от него, дожидаясь, когда тот выглянет из-под своих колючек. И дождалась, спрятавшись за елочку. Ежик притих и осторожно распрямил свое свернутое тельце, вытянулся, встал на ноги, понюхал воздух блестящим, черным, как у собачки, пятачком, блеснул глазками, спрятанными в рыженькой шерсти, и торопливо побежал на своих длинных, как показалось Марии Анатольевне, утиных ножках прочь.

Это было единственное живое существо, обитающее в лесу, которое очень понравилось ей и которое удивило ее своим сходством и в то же время непохожестью на все рисунки в детских книжках, которые когда-либо видела Мария Анатольевна.