Голубой Марс

Ниргал вывел на свой экран Полин, искин Буна, и, запросив информацию о Кандоре, нашел запись в голосовом дневнике, сделанную во время поездки по каньону в 2046 году. Глядя на просторы сверху, Ниргал включил ее и прислушался к хриплому голосу с дружелюбным американским акцентом, который непринужденно общался с искином. Слыша его, Ниргалу захотелось общаться с говорившим вживую. Некоторые считали, что Ниргал занял место Джона Буна, поскольку занимался работой, которой в свое время занимался Джон. А если так, то как бы на месте Ниргала поступил Джон? Как бы он стал жить?

– Это самая невероятная местность из всех, что я видел. В нем правда кроется сама суть системы Маринер. В Меласе долина была такая широкая, что с ее середины даже не было видно стен – они были ниже горизонта! Такая кривизна планеты производит просто невообразимые эффекты. Все старые симуляции сильно отличались от истины, вертикальные линии, насколько помню, были увеличены в пять-десять раз, из-за чего казалось, будто стоишь в какой-то узкой щели. Но это не щель. Ух ты, тут такая колонна, похожая на женщину в тоге, думаю, что-то вроде жены Лота. Наверное, это соль – она белая, но вряд ли это много значит. Надо спросить у Энн. Интересно, каково тут было швейцарцам, когда они строили дорогу? Ведь она не очень-то в альпийском духе. Скорее даже, в антиальпийском: идет вниз, а не вверх, красная, а не зеленая, базальтовая, а не гранитная. Но им она вроде бы все равно нравится. Да, они, конечно, антишвейцарские швейцарцы, тогда это имеет логику. Ну и ну, тут сплошные рытвины, марсоход так и скачет. Попробую-ка тот уступ, он вроде более гладкий. Ага, поехали, прямо как по дороге. О, так это и есть дорога. Кажется, я от нее немного отклонился, управляю вручную чисто ради удовольствия, но трудно уследить за ретрансляторами, когда тут и так есть, на что посмотреть. А ретрансляторы сделаны скорее для автопилота, чем для человеческого зрения. О, а вот проход в каньон Офир, вот это щель! Эта стена, не знаю, наверное, тысяч двадцать футов высотой. Господи боже! Если предыдущее называется ущелье Кандор, это, значит, ущелье Офир, правильно? Хотя лучше звучало бы, если бы его называли Вратами Офир. Так, сверимся с картой… Хм-м, выступ на западной стороне ущелья называется Кандор Лабес, это «губы» вроде бы? Или «горло» Кандор. Или, хм-м… не знаю. А вообще, конечно, расщелина тут еще та. Крутые склоны с обеих сторон, двадцать тысяч футов в высоту. Это в шесть-семь раз выше скал в Йосемитском парке. Черт, но они не выглядят настолько уж выше, если честно. Конечно, они уменьшились в перспективе. Не помню точно, как выглядит Йосемит… Да, Кандор самый поразительный каньон, какой только можно представить! Ах, а слева от меня столовая гора Кандор! Я только что впервые увидел, что это не часть стены Кандор Лабес. Готов поспорить, с вершины горы открывается чертовски классный вид. Там точно появится гостиница, куда будут прилетать на планерах. Хотел бы я туда подняться и увидеть сам! Летать там наверняка будет очень здорово. Пускай и опасно. Я вижу там пылевые вихри, маленькие, но яростные, очень плотные и темные. Но сквозь пыль на плато попадает луч света, как кусок сливочного масла, висящий в воздухе. О боже, какая красивая планета!

Ниргал мог с этим лишь согласиться. Он даже засмеялся от счастья, когда голос говорил о том, что здесь будут летать. Это помогло ему лучше понять тон, которым иссеи говорили о Джоне Буне, и боль, которая никогда их не покидала. Насколько лучшим был бы мир, если бы Джон Бун остался в нем не только как голос, сохраненный в искине, как здорово было бы наблюдать, как Джон Бун ведет переговоры, верша историю Марса! И помимо прочего, он спас бы Ниргала от бремени этой роли. Но от него остался лишь этот радостный приятный голос. А Ниргал остался наедине со своей проблемой.

Когда он вернулся на гору, пилоты собрались ночью в пабах и ресторанах, стоявших на высокой южной дуге под самой шатровой стеной, где они помещались на террасах и откуда открывался просторный вид на окружавшие их леса. Ниргал сидел среди этих людей, ел, пил, слушал, немного общался, размышлял о своем и чувствовал уют; окружающих не интересовало, что с ним случилось на Земле, почему сейчас он здесь. И это было хорошо. Он часто забывал о том, что его окружало, уходил в забытье и возвращался обратно, думая, что вновь оказался на жарких улицах Порт-оф-Спейн или в жилом комплексе, где люди скрывались от буйного муссона. Он часто обнаруживал себя там – ведь все, что ни происходило с тех пор, в сравнении с теми событиями казалось таким неярким!

Но однажды ночью он вырвался из грез, когда услышал, как кто-то произнес имя Хироко.

– Что? – спросил он.

– Хироко. Мы видели ее, когда пролетали Элизий, на северном склоне.

Говорила молодая девушка, по невинному лицу которой было видно, что она не знает, с кем говорит.

– Ты сама ее видела? – резко спросил он.

– Да. Она вовсе не пряталась. Она сказала, что ей нравится мой планер.