Голубой Марс

– Что ж, – продолжила она, – может, и к лучшему. Если люди расселятся здесь и везде, то давление на Марс ослабнет. Возможно, даже удастся заключить соглашение, по которому китайцы получат право селиться где захотят, и нам, марсианам, удастся свести иммиграцию почти к нулю. Это тоже может сработать.

И снова – никакого ответа.

Наконец Энн не выдержала:

– Заткнись уже. Дай нам сосредоточиться на местности.

– Ой, да пожалуйста…

Затем, когда они подошли к самому краю выступа, где он выдавался далеко над пропастью, а сверху висел нефритовый диск, украшенный бриллиантами, какие-то объекты вдруг разделили все небо на треугольники, прояснив истинные масштабы картины. И они увидели движущиеся звезды, но это оказались просто газовые струи двигателя их корабля.

– Видите? – воскликнула Зо. – Это китайцы, летят посмотреть на все вблизи.

Один из хранителей внезапно яростно бросился на нее и ударил прямо в забрало. Зо рассмеялась. Но забыла о сверхслабой гравитации на Миранде и удивилась, когда после нелепого апперкота ее ноги оторвались от земли. Затем споткнулась о перила, перевернулась вверх тормашками, изогнулась, попытавшись выровняться, и бум! – мощный удар в голову… Спас скафандр, и она осталась в сознании, покатившись на край выступа… к самой бездне… Страх пронзил ее, как удар электрическим током, она попыталась найти равновесие, но бесконтрольно летела дальше… ее тряхнуло – ну конечно, страховочный пояс! Затем неприятно ощутила дальнейшее скольжение – видимо, защелка подвела. Еще один выброс адреналина… она развернулась и ухватилась за скалу. Ей помогла способность человека при 0,005 g – таком же, при котором она летала, – ухватиться одним только кончиком пальца, и, будто чудесным образом, она внезапно остановила свое падающее тело.

Она была на грани падения. Искры из глаз, тошнота и тьма впереди – она не видела дна ущелья, словно никакого дна и не было, представила, как летит в эту черноту…

– Не шевелись, – приказал голос Энн у нее в ухе. – Держись и не двигайся.

Над Зо возникла ступня, затем обе ноги. Она медленно подняла голову, чтобы их рассмотреть. В ее правое запястье крепко вцепилась рука.

– Так, тут есть за что тебе ухватиться правой рукой, примерно в полуметре. Выше. Давай, поднимайся. Эй, наверху, тяните нас.

Их вытащили, как рыб на леске.

Зо уселась на землю. Маленький челнок бесшумно садился на платформу на дальней стороне плоского участка. Свет на ракетах быстро мигал. Хранители озабоченно смотрели на нее, сгрудившись вокруг.

– Шутка получилась несмешная, – проговорила Энн.

– Ага, – согласилась Зо, стараясь придумать, как ей лучше использовать происшествие в свою пользу. – Спасибо, что помогла.

Удивительно, как быстро Энн сумела прыгнуть, чтобы ее спасти, – не потому, что она вообще решила это сделать, а потому, считала Зо, что такое поведение предписывал Энн ее древний моральный кодекс: человек выполнял долг перед равным себе, а враги считались важными и были необходимы, чтобы ценить друзей. Поступок Эн был впечатляющим лишь формально, подвела итог Зо.

– Хорошая у тебя реакция.

Обратный путь на Оберон они молчали, пока один из членов экипажа не повернулся к Энн, чтобы сказать, что недавно в системе Урана, на Паке, видели Хироко и нескольких ее последователей.

– Ну что за чепуха! – отозвалась Энн.

– Откуда ты знаешь? – спросила Зо. – Может, она решила убраться подальше и от Земли, и от Марса. Я бы ее поняла.

– Это место не в ее духе.

– Может, она этого не знает. Может, она не знает, что это твой личный каменный сад.

Но Энн лишь отмахнулась.

Назад на Марс, на красную планету. Красивейший мир во всей Солнечной системе. Единственный настоящий мир.

Шаттл выполнил ускорение, затем поворот, еще несколько дней плавно парил, пока не замедлился, – и через две недели они уже были в очереди на Кларк, сели в лифт и стали спускаться вниз, вниз, вниз. Каким же медленным казался этот последний спуск! Зо смотрела на Эхо, видневшийся на северо-востоке, между красной Фарсидой и синим Северным морем. Как приятно было его видеть! Когда кабина стала приближаться к Шеффилду, Зо приняла несколько таблеток пандорфа, а когда вышли в Гнездо и двинулись по улицам между блестящими каменными зданиями к гигантской станции на краю, ее охватил восторг ареофании, она любила лицо каждого прохожего, любила каждого высокого брата и сестру с их удивительной красотой и феноменальной грацией и любила даже землян, мельтешащих у нее под ногами. До поезда в Эхо оставалось два часа, и она, не в силах усидеть на месте, стала бродить по парку, заглядывая в огромную кальдеру горы Павлина, которая была эффектнее любого ущелья Миранды, пусть и не такой глубокой, как разлом Просперо: бесконечные горизонтальные полосы всех оттенков красного – рыжеватые, малиновые, ржавые, коричневые, бордовые, медные, кирпичные, багряные, пунцовые, цветов умбры, охры, красного перца, киновари, – и все это под темным, усеянным звездами предвечерним небом. Ее мир. Только Шеффилд был навечно накрыт шатром, а ей хотелось снова отдаться воле ветра.