Голубой Марс

Они спустились на плато рядом с крупнейшей из этих зазубренных борозд, которая называлась разломом Просперо. Они надели костюмы, вышли из корабля и направились к краю разлома. Темная бездна была настолько глубокой, что, казалось, дно лежит в каком-то другом мире. В сочетании с невесомой микро-g это зрелище давало Зо ощущение полета, такое же, как она иногда получала во сне, когда все марсианские условия исчезали, сменяясь неким духовным небом. А сверху висел зеленый круг Урана, придававший всей Миранде нефритовый оттенок. Зо протанцевала вдоль края, отталкиваясь носочками, возносясь в воздух и опускаясь в кратких плие. Ее сердце переполняло чувство прекрасного. Так странно было видеть бриллиантовые искры «газовых фонарей», плывущие по стратосфере Урана на фоне таинственного нефрита. Свет исходил от круглых зеленых небесных фонариков. О глубине расщелины можно было лишь догадываться. Все сияло своей внутренней зеленью, viriditas, пробивающейся отовсюду. Но все оставалось навеки безмолвным и неподвижным – все, кроме них, чужаков и наблюдателей. Зо танцевала.

Энн шагала более ловко, чем в Ипполите, невольно излучая грацию человека, который провел много времени, бродя среди скал, – как в каменном балете. В руке, облаченной в плотную перчатку, она держала длинный угловатый молоток, а ее набедренные карманы выпирали, заполненные образцами пород. Она не отвечала возгласам ни Зо, ни хранителей – она не замечала никого. Будто актриса, играющая Энн Клейборн. Зо, изумившись такой схожести Энн с ее собственным стереотипным образом, рассмеялась.

– Если накрыть куполом эту глубокую пропасть времен, получится превосходное место для жизни, – сказала она. – Большая территория под огромным шатром, а, как вам? И какой вид! Вот было бы чудо.

Разумеется, на эту откровенную провокацию никто не ответил. Но она заставила их задуматься. Зо двигалась за группой хранителей плавно, как альбатрос. Они спускались по прерывистой скалистой лестнице, уходившей по краю узкого выступа, который протягивался от стены ущелья вдаль, напоминая складку одежды мраморной статуи. Заканчивалось все это плоской воронкой в нескольких километрах от стены и ниже обрыва на километр или больше. За этим плоским участком выступ резко заканчивался, опускаясь ко дну ущелья примерно на двадцатикилометровой глубине. Двадцать километров! Двадцать тысяч метров, около семидесяти тысяч футов… Даже великий Марс не мог похвастаться такой стеной.

На другой стене, похожей на ту, по которой они шли, тоже было много выступов и прочих деформаций: бороздки и складки, как в известковых пещерах, только сформировавшиеся все в один момент. Сама стена плавилась, и расплавленная порода капала в бездну, где навечно застывала в промозглом пространстве. С места, куда они спустились, было видно все. По краю выступа были установлены перила, к которым они все и прикрепились с помощью страховочных систем своих костюмов. Это было необходимо, поскольку из-за узости края выступа даже при малейшем шажке в сторону можно было улететь в бездну ущелья. Похожий на паука корабль, оставив их, теперь опускался вниз, чтобы потом забрать у подножия лестницы с того плоского участка, где заканчивался выступ. Это позволяло им спускаться, не беспокоясь о возвращении, и они спускались, минуту за минутой, в совсем не дружелюбном молчании. Зо не могла сдержать ухмылку: она буквально ощущала их мрачные мысли о ней, практически слышала, как они скрипели зубами. Все, кроме Энн: та останавливалась каждые пару метров, чтобы осмотреть трещины между грубыми ступенями.

– Какая жалкая одержимость камнями, – сказала Зо на приватной частоте. – Жалко быть такой старой и все еще такой маленькой. Ограничивать себя миром инертных материалов, миром, которому нечем тебя удивить. Так ни разу и не сделать ничего настоящего. Так, чтобы ничто не причиняло боль. Ареология – это разновидность трусости. Поистине печально.

Шум на внутренней линии: воздух, выпущенный сквозь зубы. Раздражение.

Зо усмехнулась.

– Что за дерзкая девчонка! – проговорила Энн.

– Да, я такая.

– И вдобавок глупая.

– А вот тут уж нет! – Зо сама удивилась своей горячности. А потом увидела, как лицо Энн перекосило от гнева в ее скафандре. По внутренней связи поверх тяжелого дыхания раздалось шипение.

– Не порть прогулку! – гаркнула она.

– Я устала от того, что меня игнорируют.

– Так кто здесь у нас боится?

– Я боюсь умереть со скуки.

Снова раздраженное шипение.

– Как же ты дурно воспитана!

– И чья в этом вина?

– Да твоя. Твоя. Но страдать в результате приходится нам!

– Ну и страдай. Только помни, это я тебя сюда привезла.

– Это Сакс меня сюда привез, спасибо его маленькой душе.

– Для тебя все маленькие.

– По сравнению с этим… – кивком скафандра она указала на ущелье.

– С этой молчаливой неподвижностью, в которой ты себя так хорошо чувствуешь.

– Это следы столкновения, очень похожего на те, что происходили в первое время после образования Солнечной системы. Такое же было на Марсе и на Земле. Это шаблон зарождения жизни. Это окно в те времена, понимаешь?