Голубой Маврикий

В перерыве болельщики из ВИПа прошли в заднюю комнату к фуршетному столу. Там стояли рюмки с водкой, в широких стаканах было виски, в небольшом серебряном, а может быть, просто мельхиоровом ведерке лежали кубики льда. На больших тарелках были выложены бутербродики на «спичках». Желающие могли у официанта, стоявшего наготове, попросить вина.

– Ну, за удачу ваших друзей, – Пыльнев, взяв щипцами кубик льда и как-то нежно, без брызг опустив его в виски, поднял стакан, дав понять, что к теме кредита возвращаться не стоит.

– Спасибо, – коротко ответил Каталкин, взяв в руку рюмку водки. – За приятное знакомство.

Новые знакомцы чокнулись, как бы скрепляя по русской традиции достигнутые договоренности.

И действительно, зачем владельцу банка согласовывать любой чих с кредитным комитетом? Ну, пусть не чих, а нечто громче, но все-таки…

«Губернатор Гомм был весьма любезен и предложил офицерам и экипажу провести несколько дней на берегу, пока на борт погрузят запасы свежей воды и провизии, осмотреть достопримечательности.

На второй день стоянки корвета, как и было договорено с командиром, я отправился в сопровождении помощника губернатора и юной Элизабет осматривать северную часть острова. Рассчитывали мы на двухдневную экспедицию и соответственно взяли с собой припасов на три дня. А когда вернулись к полудню третьего дня, оказалось, что корвет срочно снялся с якоря и ушел в океан. Объяснение было простым – на корабле обнаружился тяжелобольной матрос – то ли чумой, то ли холерой, а может быть, и желтой лихорадкой, а потому поместили его в лазарет и, чтобы не заразить островитян, ушли в океан. Как преставится матросик, так – по морским правилам – тело в саван и в морскую пучину. Для меня оставили у губернатора деньги и письмо, мол, при случае, на каком-нибудь попутном французском или английском судне, возвращайся в Европу, ждать тебя не могли.

Конечно, никакого больного матросика не было, да и оставленный запас денег оказался весьма внушительным. Губернатор вошел в положение молодого человека и рекомендовал ему поселиться пока у английского фермера. Он понимал, что симпатичного офицера, владеющего английским и французским языками, стоит подержать на карантине неделю-другую».

Уже на следующий после хоккея день Игнат и Василий появились в кабинете банкира. Сторонам было ясно, о чем идет речь, и к делу приступили без предисловий.

– Поручительство у вас хорошее. Этого достаточно… А залог?

В этот момент очаровательная девушка – банк «стоял крепко», входил в первую двадцатку, а потому и секретариат был на уровне – вошла в кабинет с подносом с чаем и кофе, а заодно и с двумя вазочками – одна с печеньем, вторая с изюмом, орешками и цукатами. Василий посмотрел на нее с интересом, вспоминая Ирочку и мысленно сравнивая сотрудниц секретариата, а Игнат, наученный жизнью, лишь скользнул взглядом по «брунетке»: появление таких девушек в некоторых фирмах стало специальным отвлекающим маневром.

– Что? – переспросил, не поняв, Игнат, сидевший уже ближе к Геннадию.

– Обычная практика. Кредитный комитет я беру на себя. В залог что остается? – поинтересовался банкир.

– Квартира, – быстро сориентировался Василий. – Две. Моя двушка на Пресне и его на Таганке.

При этих словах Василий кивнул на растерявшегося от этих слов друга. Игнат промолчал, вернее не смог ничего сказать, а Василий поставил точку в переговорах.

– Да! Две квартиры. Идет?!

Банкир что-то промычал и кивнул в знак согласия. А затем добавил:

– За пару дней собирайте бумаги, девки подскажут, какие нужны, в понедельник оформим кредит на триста тысяч. Больше не могу.