При всей современности фотографа и большом количестве музеев, которые он посетил, в том числе и в Америке, все-таки Василий ставил Лувр и Эрмитаж в своей классификации на первые места. У них и подбор произведений сильнее, и сами они больше других впечатляют. При этом он любил и Третьяковку, и музей Пушкина, и Русский музей, и музей Гуггенхайма, и галерею Тейт. Но одно дело любить музей, отдельные картины, а другое – иерархия. Он иногда мысленно пытался «поставить» лучшие свои фотографии в какой-то музей.
И вот уже Филипп, Игнат и Василий – в салоне бизнес-класса «Боинга-747», с небольшими бокалами шампанского в руках – здесь принято предлагать напитки еще до взлета.
– За успех! – предложил Игнат.
– Ни в коем случае, – застонал Филипп. – В начале дела тост только один – за удачу!
– За удачу, а после ее прихода – за успех безнадежного дела! – примирил компаньонов Василий.
Снова зазвучал Моцарт. Игнат достал свой мобильник.
– Кий сломался, любимая… Вот идём покупать… Чего так шумит?.. Машины кругом, понимаешь… На переходе стоим… Да, как только, так сразу… Плохо слышу… Батарейка садится.
Весьма кстати появилась строгая смуглая стюардесса, встала рядом и подняла указательный палец – выключить телефон. И не отошла, пока Игнат не показал ей погасший экран.
Прекрасная незнакомка, как и Василий с друзьями, летела бизнес-классом, но они оказались довольно далеко друг от друга, так что познакомиться не получилось. Василий прошелся пару раз между кресел, но девушка сразу после ужина сбросила новомодные кеды, надела носки, достала заглушки для ушей и «самолетные» очки – чтобы свет не мешал заснуть.
Маврикий! Маврикий! Маврикий! Душистый неведомый рай! Вот она, та самая неизвестная земля из снов Игната.
Ох, беден, беден людской язык…
Как передать переливы небесных теней на тонком, почти белом песке океанского пляжа? Как описать изумрудное мелководье с перламутровыми глубинами вдалеке? Как рассказать о буйстве лучезарного солнца над верхушками стрельчатых пальм, об изгибах причудливых гор над голубыми лагунами, очерченными на небольшой глубине россыпью пунцовых бутонов кораллов и ожерельями крохотных островков?
Самолет уже катил по посадочной полосе, и друзья припали к иллюминатору.
Теперь не во сне, а наяву, вот-вот, и все это можно будет потрогать и припасть ко всему душой и глазами…
Два молодых маврикийских таможенника достаточно равнодушно смотрели на проходящих пассажиров, у каждого из которых помимо чемодана на колесиках был еще и пакет из Парижа с торчавшими двумя бутылками в запечатанной упаковке и парой блоков сигарет. У Игната был новенький спортивный баул на колесиках, точно такой же был и у Василия, и они уверенно пошли через зеленый коридор.
Неожиданно таможенник тормознул Игната.
В бауле ничего особенного не было. Кроме обычных вещей, гидрокостюм, какие-то принадлежности для дайвинга и… саперная лопатка.
– А что это? – по-английски спросил таможенник. К нему уже подходил его коллега.
– Лопатка. На пляже, если жарко, пиво лучше всего хранить в ямке поближе к воде, а как сделать ямку без лопатки?
Таможенник согласно кивнул головой. Криминала никакого не было, а вот с такой идеей он встретился впервые.
Парни прошли дальше, а таможенники уже вели свою беседу.
– Эти русские – умные ребята, до такого никто не додумался, – констатировал первый, обдумывая идею хранения пива в прибрежной полосе.
– Ты знаешь, кто первый в космос полетел?
– Американцы говорят, что они.
– Американцы всегда так говорят. Русский был первым – Гагарин. Так что и неудивительно, что они такие умные.