Голубой велосипед

– Согласна на "Александру", – ответила Леа, несколько смущенная раскованностью едва знакомой женщины.

Через четверть часа она в свою очередь вышла из ванны раскрасневшаяся, с высоко заколотыми волосами, завернувшись в сиреневый халат.

– Как вы еще молоды! – воскликнула Сара. – Никогда не встречала ни такого цвета лица, как у вас, ни такого взгляда, ни такого красивого рта. Могу понять, как легко в вас влюбиться.

Под этим потоком комплиментов Леа покраснела и почувствовала себя неловко.

– Держите. Вот ваш стакан. Я заказала столик в ресторане, который мне очень нравится. Надеюсь, и вам он придется по душе.

Болтая, Сара не переставала рыться в одном из многочисленных разбросанных по полу чемоданов и извлекла оттуда голубое белье и темно-серые чулки. Из другого чемодана достала несколько помятое платье из красной шерсти.

– Я ненадолго, – снова исчезая в ванне, сказала она.

"Какой беспорядок! – подумала Леа. – А мама еще жалуется, что я несобранная. Что бы она сказала, если бы у нее была дочь вроде Сары?" Не без удивления она вдруг сообразила, что уже много дней не вспоминала о матери. И решила написать ей длинное письмо.

– Включите радио, – крикнула из ванной Сара.

Леа оглянулась вокруг, отодвигая платья, пальто, газеты: ни намека на устройство, хотя бы отдаленно напоминающее радиоприемник. Сара вышла в короткой комбинации, вытирая полотенцем мокрые волосы.

– Почему вы не включили радио? Как раз время военных сводок.

– Я его не нашла.

– Ах, и правда. Совсем забыла, его взяли в ремонт. Вы еще не оделись?

Движением руки Леа показала, что ее платье находится в ванной.

– Где сегодня моя голова? Я действительно замоталась.

Вернувшись в комнату, Леа застала Сару под кроватью, где та искала свои туфли, в конце концов, обнаруженные в корзине для мусора!

Гарсон принес блюдо толстых ломтей байоннской ветчины и гусиный паштет, а официант налил вина.

– Кроме того, есть бычий бок, тушеное мясо по-провансальски, вырезка ягненка и голуби с зеленым горошком.

– Закажите голубей, они очень вкусны, – посоветовала Сара.

Улыбаясь, Леа кивнула.

– А теперь давайте выпьем за здоровье нашего друга Франсуа Тавернье, – поднимая бокал, предложила Сара.

– Мысль, приятная моему сердцу, – раздался у них за спиной веселый голос Тавернье. Слегка растрепанные волосы, свитер с высоким горлом и твидовый пиджак придавали ему более молодой, чем обычно, вид.

– Франсуа! – воскликнула Сара. – Какая приятная неожиданность! Я боялась, что вы погибли под немецкими бомбами.

– Так почти что и вышло, – наклонившись, чтобы поцеловать протянутую ему руку со сверкавшим, очень красивым бриллиантом, сказал он. – Добрый вечер, Леа. Ваши тетушки оправились от испуга?

– Добрый вечер. Пока да.

– Мне сказали, что вы звонили. Надеюсь, ничего серьезного?

– Вас хотела найти Камилла. Я думала, что вы на фронте.

– Там я и был. Вернулся во второй половине дня. По моему костюму вы можете видеть, что времени переодеться у меня не было. Вы меня извините? Хотя ваш столик и невелик, может быть, вы позволите мне присоединиться к вам?

– Что за вопрос! С удовольствием! – ответила Сара.

– Официант, принесите стул.

– Вам будет не очень удобно, месье Тавернье.

– Это неважно.

– Что вы хотели бы на ужин, месье?

– Бычий бок с кровью.

Официант вновь налил всем вина. Франсуа Тавернье молча, в глубокой задумчивости, выпил свой бокал. Леа умирала от желания спросить его о том, что он видел, но не решалась.

– Не томите же нас, месье, – воскликнула Сара. – Что же там происходит?

В темных глазах Тавернье мелькнула досада. Он взглянул на этих двух столь разных в своей красоте женщин: брюнетку с огромными карими глазами, с матово-белой кожей, большим носом с горбинкой и крупным ртом с прекрасными зубами и дикарку с растрепанными, ярко вспыхивающими на свету волосами, упрямым лбом, чувственными губами и странным взглядом, в котором хочется утонуть. И этот поворот головы в те мгновения, когда что-то привлекает ее внимание…

– Поговорим о другом, не хочу вселять тревогу в ваши очаровательные головки. Отложим этот разговор до завтра.

– Нет, сейчас, а не завтра, – порывисто выговорила Сара Мюльштейн, взяв Тавернье за руку. – У меня есть право знать, – продолжала она глухо. – Если нацисты выиграют эту войну, я больше никогда не увижу ни отца, ни мужа.

– Знаю, Сара, знаю.

– Нет, вам этого не понять. Вы не представляете, на что они способны…

– Успокойтесь, Сара. Все это я знаю не хуже вас. Несмотря на быстроту событий, я не утратил связей в Германии, и полученные мною известия недурны. Однако…

– Однако?

– …я задаюсь вопросом, будут ли они во Франции в безопасности?

– Как вы можете в этом сомневаться? Ведь Франция – свободная гостеприимная страна, колыбель Декларации прав человека. Никогда Франция не бросила бы евреев в тюрьму только потому, что они евреи.

– Меня восхищает ваша вера в справедливость моей страны. Искренне желаю, чтобы вы не обманулись.

– Ведь мы же выиграем войну? – впервые вмешалась в разговор Леа.

Франсуа Тавернье был избавлен от необходимости отвечать: начали подавать еду.