Голубой замок

Барни не нужно знать об этом — хотя, она бы не возражала, если бы он знал, хоть чуть-чуть. Но теперь любовь была в ней самой, и все вокруг удивительным образом изменилось. Просто любить! Она не просила, чтобы любили ее. Ей было достаточно вот так сидеть рядом с ним в тишине, вдвоем, этим летним вечером, в белом лунном сиянии, на ветру, что прилетал из сосновых лесов. Она всегда завидовала ветру. Свободный. Гуляющий сам по себе. Через холмы. Над озерами. Каким вкусом, какой мелодией он обладал! Какой магией приключений! Валенси казалось, что она обменяла свою изношенную душу на новую, еще горячую, с наковальни из кузницы богов. Оглядываясь назад, она видела лишь скучную, бесцветную, безвкусную жизнь. Теперь же перед ней появилась поляна фиалок, пурпурных и ароматных — своих собственных. Неважно, кто был или что произошло в прошлом Барни — неважно, кто будет или что произойдет в будущем — никто никогда не отнимет у нее этот прекрасный миг. Она полностью отдалась очарованию момента.

— Когда-нибудь мечтали о воздушном шаре? — вдруг спросил Барни.

— Нет, — ответила Валенси.

— А я да… часто. Мечтаю лететь через облака, видеть пожар заката, побывать в центре сильной бури, чтобы молнии сверкали вокруг; посмотреть на серебряный покров из облаков при полной луне — чудесно!

— Это так и звучит, — подтвердила Валенси. — А я остаюсь в своих мечтах на земле.

И она поведала ему о своем Голубом замке. Ей было легко рассказывать ему. Казалось, он понимал все, даже то, о чем ничего не было сказано. А затем она коротко описала как жила до того, как пришла к Ревущему Абелю. Она хотела, чтобы он понял, почему она отправилась на танцы в «чащобу».

— Знаете, у меня никогда не было настоящей жизни. Я просто… дышала. Все двери всегда были передо мной закрыты.

— Но вы еще молоды, — сказал Барни.

— О, я знаю. Да, я «еще молода» — но это совсем не то, чтобы быть просто молодой, — с горечью ответила Валенси. В какой-то момент она чуть было не призналась Барни, почему ее возраст не имеет отношения к ее будущему, но вовремя спохватилась. Она не станет в эту ночь думать о смерти.

— Хотя, я никогда не была по-настоящему молодой, — продолжила она — «до сегодняшней ночи — добавила про себя» — У меня никогда не было такой жизни, как у других девушек. Вам не понять. Знаете, — у нее возникло отчаянное желание, чтобы Барни узнал худшее о ней, — я даже не любила свою мать. Разве это не ужасно — не любить свою мать?

— Довольно ужасно — для нее, — сухо ответил Барни.

— О, она об этом не знала. Она считала, что я должна ее любить. А я не была для нее или кого-либо еще полезной или приятной. Я была просто… э-э-э… овощем. И я устала от этого. Поэтому я пришла вести хозяйство у мистера Гея и ухаживать за Сисси.

— И, я полагаю, ваши родственники сочли вас сумасшедшей.

— Да… они и сейчас так считают, — сказала Валенси. — Но это для них удобно. Им лучше думать, что я сумасшедшая, чем дурная. Другого выбора нет. Но я живу по-настоящему с тех пор, как пришла к мистеру Гею. Это чудесный опыт. Думаю, я расплачусь за него, когда придется вернуться, но он останется со мной.

— Это правда, — согласился Барни. — если ты приобретаешь опыт, он только свой, собственный. И неважно, сколько ты платишь за него. Чей-то чужой опыт никогда не станет твоим. Да, таков наш забавный старый мир.

— Вы думаете, он и правда старый? — мечтательно спросила Валенси. — Никогда не верила в это в июне. Все кажется таким молодым. В этом трепещущем лунном свете — как юная, вся в белом девушка — в ожидании.

— Лунный свет здесь, на краю чащобы, иной, чем в других местах, — согласился Барни. — Он всегда каким-то образом дает ощущение чистоты — и тела, и души. И конечно, золотой век всегда возвращается весной.

Было уже десять часов. Черное облако драконом поедало луну. Весенний воздух становился холодным — Валенси задрожала. Барни порылся во внутренностях Леди Джейн и вытащил старый, пропахший табаком плащ.

— Наденьте его, — приказал он.

— А вы не хотите сами? — запротестовала Валенси.

— Нет. Не хочу, чтобы вы простудились прямо на моих глазах.

— О, я не простужусь. У меня не было ни одной простуды с тех пор, как я пришла к мистеру Гею, хотя я и делала всякие глупости. Это так забавно — я их так много натворила. Чувствую себя эгоисткой, надевая ваш плащ.

— Вы три раза чихнули. Зачем доводить свой «опыт» с чащобой до гриппа или пневмонии?

Он завернул ее в плащ и застегнул его на все пуговицы. Валенси подчинилась с тайным удовольствием. Как приятно, когда кто-то так заботится о тебе! Она уткнулась в ворот, пропахший табаком, и пожелала, чтобы вечер продолжался вечно.

Спустя десять минут со стороны «чащоб» показалась машина. Барни выскочил из Леди Джейн и замахал рукой. Машина остановилась рядом. Валенси увидела дядю Веллингтона и Олив, в ужасе уставившихся на нее.

Итак, у дяди Веллингтона есть автомобиль! И он, должно быть, провел вечер на Мистависе с кузеном Гербертом. Валенси чуть не расхохоталась в голос, заметив, как изменилось его лицо, когда он узнал ее. Старый надменный лгун!