Голубой зверь (Воспоминания)

Прошло 10 лет. Перед войной к нему пришла знакомая. Он не подал ей пальто, когда она уходила. Она вспылила и сказала: «Да, вы ко всему равнодушны, кроме своей известности, только известность интересует вас». Он рассердился и ответил: «Вы с ума сошли. Меня это никогда не интересовало». А она ему возразила: «Нет, мы это знаем хорошо, вы десять лет назад прислали самому себе письмо в Ялту, чтобы о вас говорили, чтобы увеличить вашу известность» (в позднейшем варианте рассказа уже после смерти Сталина Зощенко пояснял, что дама имела отношение к органам госбезопасности; в предшествующее время сказать это на людях было нельзя). Зощенко закончил свою первую застольную новеллу так: «Оказывается, меня тогда прорабатывали за это письмо. И никто не подумал о моих хороших намерениях».

Во второй новелле Зощенко рассказывал о том, как он попал на прием в немецкое посольство. На приеме один из немцев, лощеный дипломат, начал вспоминать о Первой мировой войне. Обращаясь к присутствующим русским, этот немец сказал: «Мы вас немного травили газом». Зощенко, пострадавший во время той войны, когда он попал в газовую атаку, с болью вспоминал слова дипломата.

Зощенко был человеком на редкость мужественным. Тому порукой были и георгиевские кресты, «дважды тронувшие» (цитирую Гумилева) его грудь в Первую мировую войну (вспоминая об этом, отец мой всегда добавлял, что даром их не давали), и письмо Сталину в ответ на постановление ЦК о нем и Ахматовой. Тогда, после конца Второй мировой войны вся мощь победоносного государства обрушилась на этого человека небольшого роста и хрупкого телосложения. Глядя на его маленькие руки, подчеркнуто аристократические движения, изящество манер, иной раз вызывавшее в памяти Чаплина в серьезных фильмах, слушая его негромкий ровный голос, трудно было себе представить, что именно он мог написать всемогущему диктатору, перед которым все дрожали: «Иосиф Виссарионович, Вы ошиблись» (я запомнил это начало письма со слов самого Зощенко, позднее М. Чудакова мне говорила, что в домашнем архиве сохранился его черновик). Я уверен, что такое обращение для Сталина было непривычным. В тот вечер своими новеллами Зощенко давал нам понять, что как бы готов и к надвигавшимся более серьезным недоразумениям и «проработкам».

В середине моего 2-го курса в студенческие каникулы в январе 1948 года мы с мамой были в Ленинграде (я в первый раз и был им зачарован). Тогда Зощенко пришел с нами повидаться в дом другого серапиона — критика и биографа Горького И. А. Груздева, у которого мы остановились. В этом же доме я его видел и в другие свои приезды в Ленинград. В тот раз в гостях вместе с нами была и близкая мамина приятельница художница В. М. Ходасевич, племянница поэта. Зощенко рассказывал о большом впечатлении, которое на него произвела музыка Хачатуряна. Обращаясь к Валентине Михайловне, он искал у нее поддержки: «А вы знаете «Танец с саблями»? Правда, хорошо?»

И в первые встречи в те годы, и позднее, когда Зощенко бывал у нас в Москве, он рассказывал с усмешкой и с горечью о поведении нескольких писателей. Один из старых друзей, встретив его на улице, «прошел мимо, как астральное тело». Мариэтта Шагинян, приехав в Ленинград, пригласила его в ресторан, но потом (видимо, под давлением советчиков, объяснивших ей всю опасность ее предприятия) взяла пригла­шение обратно, прислав с запиской сумму денег, на предполагавшееся угощение отведенную (как будто четыреста рублей). Сходный сюжет, но гораздо более сложное построение и значительно большие суммы денег содержал аналогичный рассказ о

Катаеве. Он с Зощенко дружил, вернее сказать, встречался вместе с участием вина и женщин. Среди новелл об этой прежней дружбе с Катаевым Зощенко рассказал и такую, где описывалось утро с Олешей и Катаевым в доме последнего. Катаевская теща ушла с другими домашними в синагогу. Катаев привел с улицы какую-то девку и уединился с ней в тещиной комнате. По этому поводу Зощенко коротко проком­ментировал: «Валька же подлец, вы знаете». Теща вернулась раньше времени и с шумом стала выгонять девицу из своей комнаты и из дому. Катаев бросил ее в беде и присоединился к гостям.