Голубые мустанги

Невозможно понять человеку с нормальной нравственностью, каким это образом какой-нибудь гестаповец или некий чекист после полных трудов дней и ночей возвращается домой и ласково обнимает жену и детей, как он проявляет заботу о своих родителях. Неужто эти мучители и садисты какие-то особенные люди, монстры с врожденным сродством к издевательствам над людьми? Наверное, бывали случаи, когда работник репрессивных органов, гордившийся до того своей службой "на переднем крае борьбы за благо человечества", кем бы это благо не определялось, - фюрером или любимым вождем всех народов, - вдруг столкнувшись с необходимостью проводить физические или моральные пытки арестантов, уходил из этих органов или хотя бы пытался уйти, подвергая риску себя и своих близких. Но могло происходить и так, что человек без врожденных, казалось бы, садистских наклонностей, не предполагавший, что на работе, требующей "держать руки в чистоте", придется бить, резать, расстреливать, морально издеваться, со временем, по мере выполнения должностной инструкции, и бьет беременных женщин, и режет связанных мужчин, и расстреливает, и подвергает издевательствам ученых или писателей, которые составляют гордость всего человечества. Как и почему так трансформируется человеческая душа?

В одних и тех же условиях одни ведут себя бесчеловечно, другие сохраняют свою нравственность. Моего приятеля сбил на городской улице проезжающий на «мерседесе» немецкий офицер. Не так уж важно, что мальчишка сам был виноват, ибо неосторожно перебегал улицу. Однако можно было ожидать, что мужчина за рулем проявит присущую человеку озабоченность судьбой покалеченного, по всей вероятности, ребенка. Однако офицер умчался, не затормозив. Но другой офицер вермахта отвез мальчика в военный госпиталь и вылечил его. Неужели же уже при рождении человека предопределено, быть ли ему в раю или в аду?

Невозможно понять нормальному человеку, как можно приютить у себя беглеца с целью выдать его преследователям. В Сибири дома селян имели задние окошка, в которые хозяева выставляли кусок хлеба, сало и крынку молока для путников, не имеющих желания быть обнаруженными. Почему же при "самом гуманном строе" этот обычай исчез?