Голубые пески

Если здесь - у руки - каждую минуту не стоял бы рев и визг, просьбы и требования; если бы каждый день не заседал совет депутатов; если б каждый день не нужно было в этих, редко попадавших сюда, газетах искать декреты и декреты, - возможно, подумал бы Запус дольше об Олимпиаде. А то чаще всего мелькала под его руками смуглая теплота ее тела, слова, какие нельзя запоминать. Сказал мельком как-то:

- Укреплять волю необходимо...

Вспомнил что-то, улыбнулся:

- Также и читать. Социальная революция...

- Можно и не читать? - спросила задумчиво Олимпиада.

- Да, можно... Социальная революция вызвана... нет, я пообедаю лучше в Исполкоме...

Фиозу так и не видала. Запус сказал - встретил ее последний раз, когда братались с казаками. Разве нашла Кирилла Михеича, - живет тогда в деревне, ждут когда кончится. А смолчал о том, как, встретив ее тогда между возов в солдатской гимнастерке и штанах, провел ее в лес, и как долго катались они по траве с хохотом. Ноги в мужских штанах у ней стали словно тверже.

Поликарпыч сидел в пимокатной, нанял какого-то солдата написать длинный список инвентаря пимокатной, вывесил список у дверей. Кто приходил, он тыкал пальцем в список:

- Принимай, становой, - сдаю... Ваше!..

Была как-будто еще встреча с Кириллом Михеичем. Отправилась Олимпиада купить у киргиз кизяку. И вот мелькнул будто в киргизском купе маленький немножко сутулый человечек с косой такой походкой. Испуганно втерся куда-то в сено, и, по наученью его что ль, крикнули из-за угла мальчишки.

- За сколько фунтов куплена?.. Комиссариха-а!..

Тогда твердо, даже подымая плечо, спросила Запуса:

- Надолго я с тобой?

Запус подумал: спросила потому, что начал наконец народ выходить спокойно. Распускают по животу опояски, натянули длинные барнаульские тулупы.

Кивнул. В рыжем волосе золотом отливают его губы.

- Навсегда. Может быть.

- Нравлюсь?

- Терпеть можно.

И сразу: к одному, не забыть бы:

- Дом большой, куда нам двоим? Я вселю.

Хотела еще, - остановилась посреди комнаты, да нет - прошла к дверям:

- Почему детей не было с Артюшкой?

- Дети, когда любят друг друга, бывают.

- Немного было бы тогда детей в мире... Порок?

- Я же об'яснила...

- Э-э...

Перебирая в Исполкоме бумаги с тов. Спитовым, - спросил:

- Следовательно, женщины... а какое к ним отношение?

До этого тов. Спитов был инструктором внешкольного образования. Сейчас на нем был бараний полушубок, за поясом наган. Щеки от усиленной работы впали, и лоб - в поперечных морщинах. Ответил с одушевлением:

- Сколько ни упрекай пролетариат, освобождение женщины диктуется насущностью момента. Раньше предавались любви, теперь же другие социальные моменты вошли в историю человека... Стало быть, отношения...

- Если, скажем, изменила?.. Обманула?..

Спитов ответил твердо:

- Простить.

- Допустим, ваша жена...

- Я холостой.

- А все-таки?

- Прощу.

С силой швырнул фуражку, потер лоб и вздохнул:

- Глубоко интересуют меня различные социальные возможности... Ведь, если да шара-ахнем, а?..

В то же время или позже показалось Запусу, что надо подумать об Олимпиаде, об ее дальнейшем. Тут же ощутил он наплыв теплоты - со спины началось, перешло в грудь и, долго спустя, растаяло в ногах. Махая руками, пробежал он мимо Спитова и в сенях крикнул ему:

- А если нам республику здесь закатить? Республика... Постой! Советская Республика голодной степи... Киргизская... Монгольская... Китайская... Шипка шанго?..

Широколицый солдат в зале, растопив камин, варил в котелке картошку. Тыча штыком в котелок, сказал:

- Бандисты, сказывают, в уезде вырезали шесть семей. Изголяются, тоже... Про-писать бы им.

- Прокламацию?

- Не, - винтовочного чего-нибудь...

- Устроим.

Постоял на улице, подумал - к кому он испытывает злость? Артюшка, Кирилл Михеич, Шмуро - еще кто-то. Их, конечно, нужно уничтожить, а он на них не злится. Теплота еще держалась в ногах, он быстро пошел. Вспомнил - потерял где-то шпоры. Решил - надо достать новые. Опять Кирилл Михеич - не глаза у него, а корни глаз, и тоже нет детей. Пальцы холодели "надо достать варежки; зимы здесь...". С тех пор как выпал снег, в Павлодаре еще никого не расстреляли.

- Сантиментальности, - плюнул Запус.

И ладонью легонько - три раза хлопнул себя по щеке.

Через три дня, - впервые за всю войну и революцию, - в Павлодаре стали выдавать населению карточки на хлеб, сахар и чай.

XII.

В желтом конверте из оберточной бумаги - предписание "принять все меры к организации в уезде и городе регулярных частей Красной Армии. Инструкции дополнительно".

Дополнительно же приехали не бумажки, а инструктора-спецы и тов. Бритько. Инструктора остановились в гостинице Шмидта, в номере, где жил Артюшка. На раме, у синеватых стекол сохранились рыженькие лапки мух как-то раздавила Олимпиада. Бритько же ночевал у Запуса. Рос у Бритько по всему рябоватому лицу длинный редкий и мягкий, как на истертых овчинах, волос.

- Женаты? - спросил он Запуса.

- Не пришлось.

- А эта ходит, тонкая?

- Живет со мной. Жена Артемия...

- Атамана?