— Ах ты, — зашелся он в тихом крике. В этот миг один из арабов оказался у него за спиной и, обхватив его одной рукой, другой зажал рот, оттянув голову Кевина на себя второй араб достал из кармана широких брюк остро заточенный кинжал и резким движением, не раздумывая, полоснул Кевина по горлу — от края до края. Тот, кто держал его, быстро оттолкнул от себя тело, чтобы не забрызгаться кровью, и Кевин упал, издавая какой-то булькающий звук — еще какое-то мгновенье его глаза светились мыслью, потом погасли, так и застыв расширенными от ужаса огромными стеклянными шарами. В этот момент раздался крик Тимофея из ванной:
— Кевин!
Но Кевин уже не слышал этого, он уже ничего не слышал даже хлопка закрывающейся входной двери.
Обмотавшись полотенцем, Тимофей на цыпочках пошел в гостиную. То, что он увидел там, повергло его в шок — посередине комнаты, прямо в огромной луже крови лежал Кевин с перерезанным горлом. До того Тимофею ни разу не доводилось видеть убитых людей. Конечно, в деревне бывали похороны — но то были похороны людей, умерших своей смертью. А так вот — только что убитого человека он не видел. Особенно ужасными были глаза убитого — выпученные, огромные, почти что вылезшие из орбит. Тошнота горячей струей поднялась прямо к горлу — и Тимофей бросился назад в ванную, где долго блевал в унитаз, потом умылся и усилием воли заставил себя вернуться в гостиную.
Он пытался сосредоточиться и понять — что же тут могло произойти. Первая мысль — его подставили. Наверное это Буряк явился сюда, пока он мылся в ванной, и зарезал дипломата.
Но зачем его подставили, этого Тимофей понять никак не мог.
Пытаясь привести мысли в порядок, Тимофей механически натягивал на себя брюки и свитер. Тело было мокрым — и одежда одевалась с трудом.
Вот черт, — ругался Тимофей, просовывая руку в липнущий в влажной коже рукав.
Ботинки он одел свои, старые, ведь если бы одел новые — то пришлось бы старые оставить тут, а это улика.
Да, по поводу улик, — пришло Тимофею в голову, — надо позаботиться, чтобы тут не сталось его отпечатков пальцев. И он схватил мокрое полотенце, начав оттирать свои пальцы с ручки в ванной. Потом внезапно остановился — ему подумалось, что вместе со своими отпечатками он сотрет и отпечатки истинного убийцы. А то, что он, Тимофей, здесь был, все равно не скроешь — их вместе видели в баре, их вместе, входящими в здание, видел и дежурный по корпусу. Наверняка милиция получит его подробное описание и очень скоро.
Так что же делать?
Тимофей сел на кресло в нерешительности. Прежде всего надо сосредоточиться и понять — сколько у него времени.
Если это дело рук Буряка и его братца — то они могут и милицию сейчас вызвать, чтобы Тимофея взяли тут с поличным — они не дадут ему времени на раздумья. Так, значит времени нет. Но, тем не менее, не надо паниковать. А вдруг это не Буряк? Вдруг у этого дипломата были какие-то свои делишки — и из-за них его и зарезали?
А тот, кто это сделал, знал ли он о присутствии в квартире Тимофея? Если не знал — то есть еще шанс уйти. Но если это не Буряк — то уйти все равно будет нелегко. Ведь Буряк наверняка караулит его у подъезда, а в часть возвращаться никак нельзя. Ему вообще сейчас с этой минуты надо исчезнуть.
Видимо, вот и настал тот критический момент, о котором говорил майор. Настал момент, когда надо рвать когти, не думая ни о чем, не оглядываясь назад, — просто спасать свою шкуру. Тимофей понимал, что попади он в руки милиции, у него нет ни одного даже малейшего шанса доказать, что он тут ни при чем. И даже то, что в комнате он не видел орудия убийства, не послужит ему на пользу — скажут, что он его выкинул куда-то и не признается куда. А то и подкинут какой-нибудь нож. Разве следователь позволит, чтобы его дело развалилось из-за отсутствия какой-то там железки?
Нет, оставаться тут нельзя, выйти обычным путем из подъезда тоже нельзя, возвращаться в часть нельзя — надо как-то исчезнуть из этой комнаты, из этой жизни Прежде всего — из этой комнаты.
Тимофей вспомнил все, что ему говорил Володя из службы внешней разведки. Он говорил, что когда наступает критический момент, надо действовать четко грамотно и максимально продуманно. Итак — прежде всего, надо проверить, есть ли какие-то деньги в этой комнате, ибо деньги Тимофею понадобятся наверняка.
Он быстро обыскал все ящики письменного стола Кевина и нашел там около двух тысяч долларов.
— Что ж, совсем неплохо, — подумал Тимофей, пряча деньги в задний карман брюк, при этом рукой он наткнулся на что-то холодное, — ах, это же портсигар, — вспомнил Тимофей о подарке.
Он достал его, подержал в ладонях, глядя на мертвого Кевина и сказал вслух:
— Я не знаю, что тут случилось и кто убил тебя, но я клянусь — если мне удастся отомстить за тебя — я это сделаю — и я буду хранить эту вещицу, — он сжал портсигар пальцами, — я буду хранить эту вещицу до тех пор, пока не сумею отомстить за тебя. Я клянусь тебе в этом. А теперь прощай, — и с этим словами Тимофей шагнул к дверям. Но тут же остановился, вспомнив о поджидающем его Буряке.