Читаем Голубые следы полностью

…У нас здесь снова начался ад кромешный — поход на походе сидит и походом погоняет. За последние 10 дней, например, 3 выхода на стрельбище (15–15 км), один 40-километровый поход — учение (отражение парашютного десанта) и целых 5 ночных занятий на разные темы… По всем признакам дело идет к концу. Вероятно, числа 1-го января ты меня сможешь уже поздравить… Осточертело до чертиков. Спишь и во сне видишь петлицы с золотым кантиком — хоть какой-то признак самостоятельности… Есть в этом и еще одна сторона: кончу, смогу выслать тебе аттестат рублей на 300. Это будет неплохая помощь… Кроме этого, право, не знаю, что писать и о чем писать.

Стихов новых нет, вернее, новых законченных — нет, а набросков и мыслей хватает. Но все обрывки — нет свободного времени и не хватает сил на малейшее творческое усилие.

Между прочим: у нас здесь был как-то разговор: а что будет после? Жорка говорит, что в самом лучшем случае для нашего поколения больше не будет радостных дней, и ссылается при этом на Ремарка — продолжение «На западном фронте без перемен», а я ничего не ответил, но про себя подумал: «Ничего мне и не надо, только бы был я снова вместе с тобой, моя единственная, моя желанная».

Целую крепко-крепко.

Твой, неизменно твой Пин

* * *

7.12.41 г.

Здравствуй, девочка моя хорошая!

…Ты просишь, чтобы я подробнее писал о своем житье-бытье… Но что мне писать? Что поза-позавчера мы утром были на стрельбище (12–12 км), а ночью на ночных учениях? Что позавчера нас подняли ночью по тревоге, и мы сделали форсированный марш километров 30 для ликвидации какого-то мифического прорыва? Что из похода нас погнали в баню, откуда мы вернулись в два часа ночи, что в 5 часов мы уже встали и пошли на стрельбище, а между 2 и 5 меня еще раз разбудили за то, что мои ботинки были выдвинуты из-под кровати не на 3, а на 5 см? Что сегодня первая за неделю ночь, когда я спал больше 6 часов?.. Прости меня, но об этом писать не хочется… Я лучше напишу тебе о том, что за форсированный марш я ни разу не отстал, что чувствую себя физически значительно окрепшим, что все эти тяготы я переношу в 3 раза легче, чем все остальные ребята (не все, конечно, а большинство), что все это так в конце концов и нужно, потому что времени осталось мало и, может быть, через 10 дней (и не может быть, а наверняка) ты сможешь меня поздравить с выпуском, а себя со званием жены кадрового командира РККА. Это событие тесно переплетается и с ответом на одну твою просьбу. Я очень мало, вернее, ничего не смогу сделать для приезда наших из Энгельса в Термез в роли курсанта, но я смогу им это очень легко устроить после окончания последнего в моей жизни учебного заведения…

Вот сейчас перечитал все твои письма, чтобы не забыть еще какого-нибудь вопроса… А внимание, сердце, ум рвутся к совсем другим строкам, и светло и хорошо делается вокруг. Как это у Сельвинского:

Снежинка моя, мой светик,Как хорошо с твоей стороны,Что ты существуешь на свете.

Девочка моя милая! Как я хочу быть с тобой, быть около тебя! Ведь я даже не знаю, когда произойдет это событие, которого моя дорогая трусиха так боится! Это будет в декабре? В январе? Он будет гражданином горького 41 года или года светлой победы — 42? Не надо так трусить. Боец должен быть мужественным на своем посту. А это сейчас твой пост… У нас будет ребенок!

Боже, когда мы будем вместе?

Целую.

Пин

* * *

11.12.41 г.

Любимка!

…Ходят определенные слухи о выпуске 15 этого месяца… Есть ли надежда на свидание после конца? Право, не знаю. Отпуска, конечно, не дадут… Все же в душе моей теплится надежда, что это все-таки состоится — мы увидим друг друга, мы будем вместе. Иначе и быть не может, моя хорошая, моя единственная…

Зинуська! Наконец-то ты откликнулась на мои стихи. Очень рад получить твои замечания и попытаюсь некоторые из них опровергнуть. Во-первых, я поступил опрометчиво, не предпослав отрывку маленького предисловия. Герой моей поэмы, то есть, собственно, я, после приказа об эвакуации покидает город, но возвращается обратно, побуждаемый любовью к своему городу (идея — любовь к своему дому, это символ любви ко всей Родине). Он встречает на дороге друга (идея — кратки сроки этой дружбы, но это последняя дружба, побратимство, скрепленное кровью). Вероятно, он встретит на баррикаде девушку (может быть, Дору), может быть, он полюбит эту девушку — ведь настоящая любовь — родная сестра героической смерти. А они погибнут, как герои, вместе со своим городом. Теперь о возражениях.

1. Существует выражение «стенящая боль» т. е. боль, ни на секунду не ослабевающая, не прекращающаяся, постоянно беспокоящая. Отсюда — «стенящая забота».

2. Не «неизбитый», а «неизбытый», т. е. который нельзя «избыть» — от которого нельзя избавиться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия