Дворец сотрясался от грохота рок-ансамбля. Самодеятельные музыканты заколачивали зрителям музыку в селезенку, а тексты – в лоб.
В малом зале работала дискуссионная трибуна и свободный микрофон. Оратор-бюрократ кричал с трибуны:
– Долой бюрократов!
А публика, не подозревая о кошмарной двойной игре, вторила:
– Долой!
Иван протискивался через гущу мероприятий, как через джунгли. Ильи нигде не было. Наконец, Иван заметил друга в коридоре курилки. Он бросился туда, но на его пути встала художница-монументалистка с совершенно диким нездешним взглядом.
– Я буду писать с вас портрэт, – сказала она твердо и дьявольским жестом бросила Ивана в кресло.
Иван хотел встать с кресла, но два дюжих ассистента художницы положили ему свои волосатые руки на плечи. Вскоре с портрета на Ивана глянул Иван с огромными бешеными глазами. В них однозначно читался вопрос: «Где взять деньги?» А когда художница сказала, с вас 10 рублей, сходство Ивана с портретом еще больше увеличилось.
Конечно, в курилке Ильи уже не было. Иван заглянул в красный уголок. Здесь проходила встреча населения с писателем-юмористом. Иван прошел по залу, вглядываясь в заснувшие лица зрителей. Тишину нарушал лишь голос писателя-юмориста, читавшего свой рассказ, и легкий храп собравшихся. Писатель во время чтения иногда хихикал, иногда смеялся, а в конце рассказа захохотал так, что упал на пол и укатился под рояль.
Ильи нигде не было. Иван пошел в сторону видеосалона по коридору, где и был схвачен пятью фотографами-кооператорами. Они ловко общелкали его с ног до головы, забрали последние деньги и сказали: «Фото ждите по адресу». Адреса, правда, не взяли.
В видеосалоне Иван увидел деда Кузьмича. Здесь крутили фильм ужасов. На экране людоеды аппетитно пожирали друг друга. Основные зрители – дети забрались от страха под стулья и смотрели фильм, закрыв лицо ладошками, время от времени раздвигая пальцы. Дед Кузьмич так же от страха замаскировался под лопух, воткнув в бороду две репейные шишки. Сходство деда с сорняком было потрясающим, людоеды его ни за что бы не обнаружили.
Иван тронул деда за плечо, тот от неожиданности подпрыгнул, с воплем кинулся к дверям, столкнулся там с входившим Ильей, и оба повалились на пол.
В курилке Иван объяснил Илье ситуацию. Ухо деда Кузьмича раскалялось по мере рассказа сначала докрасна, потом добела, и если бы дед не прижал его рукой, оно бы отскочило.
Поскольку сначала нарисованный, а потом и сфотографированный Иван остался совсем без денег, то требовалось ровно сто рублей.
Дед Кузьмич сказал шепотом:
– Я могу дать 50 рублей.
– 50 – это на пол дела, – сказал Илья.
– А на дело меня и не хватит, – сказал дед, – я просто в долю хочу.
Иван дернул деда за бороду и привел его мысли в порядок. После выцарапывания из всех карманов деда и Ильи набралось 99 рублей, 93 копейки и полпачки махорки.
– Семь копеек не хватает, – заметил Илья с немецкой педантичностью.
Дед подхватил:
– А она, собака, возьмет и на семь копеек не доработает. Не-ет, в этом деле каждая купеещка важна, особенно последняя.
И, помолчав, добавил:
– Уж коли влюбился на сто рублей, дак сто и надо.
Семь копеек заняли у первого появившегося в курилке. Иван, зажав деньги в кулак, шагнул в неизвестность. А дед Кузьмич сказал ему вслед:
– Это сколько же я за свою жизнь на своей бабке сэкономил!
Иван осторожно постучался в дверь гримерной.
– Войдите, – ответил спокойный женский голос.
Иван шагнул через порог. Перед ним стояла все та же красавица Зина, только одета она была в школьную форму, а вместо современной прически на ее голове торчали две задорные косички с бантиками.
Иван стоял перед ней со сложенными в горсть руками, полными денег.
Зина вынула из сумочки какую-то бумажку и стала читать вслух:
«Здравствуй, мой далекий солдатик Ваня. Не писала тебе две недели, потому что поступила на подготовительные курсы…»
От неожиданности у Ивана подкосились колени, и он встал на них, как обелиск.
– Так это ты мне писала? И подписывалась «твоя незнакомая девушка»?
– Да…
– А как же ты дошла до… такой жизни?
– Я не доходила, это ты дошел, – Зина показала на деньги в горстях Ивана.
Руки Ивана сжались, скомканные купюры запорхали в воздухе, как снежинки, а мелочь весело раскатилась по полу…
– Эй, Никифор, – стучал Иван в ставень дома председателя сельсовета, – вставай, свадьба будет.
Никифор, кряхтя, слазил с печи и ворчал:
– Опять свадьба. Вот повадились по ночам-то жениться. Сколько помню, ни одни еще днем не списывались.
– А ты себя вспомни, – сказала с полатей сонным голосом Пелагея, – вот времечко было…
– Было, – пробурчал Никифор, доставая из-за иконы книгу записей гражданского состояния.
Ночное шоу плавно переходило в раздольную деревенскую свадьбу.