Наконец, за рассказами о сельском хозяйстве и экономике мы добрались до нашей земли. Огороженная невысоким плетеным забором, она сияла от золотистых посевов, а над этим золотым озером возвышалось покосившееся пугало. Папа поставил меня на прохладную, мягкую землю, и они с мамой наконец скинули с плеч мешки с инструментами и веревками.
Мое дело здесь простое — не путаться под ногами. Я молчаливым хвостиком плелась то за матерью, то за отцом, глядя на то, как они ловко срезают целые пучки высоких колосьев костяными серпами и бросают на землю. Из интереса я подняла с земли срезанный колосок и, отойдя подальше чтобы не мешать, принялась его разглядывать.
Удивительно, что мы вообще собирали достаточно зерна. Судя по тому, что я помню со школы в прошлой жизни, злаковые должны выглядеть совсем по-другому. Это были не пухлые, пушистые колосья, ломящиеся от зерна, а скорее чахлые, тонкие прутики, на которых этих самых зерен кот наплакал. Видимо, люди если и занимались селекцией в этом мире, она была еще в самом зачатке, и вывести по-настоящему урожайные культуры никто пока не сумел. По крайней мере, в нашем краю так все и было, а за далекие страны я утверждать не берусь.
Вскоре я заскучала на поле и принялась разглядывать соседей. Прямо рядом с нами, за забором, собирала урожай семья, чьего сына я пару раз видела в деревне. Мальчик тоже был здесь, но родителям помогать, в силу малого возраста (а ему было около трех лет) пока не мог. Завидев меня, он помахал рукой и побежал к забору, на котором я повисла.
— Вогхона, пгхивет! — он сильно картавил.
— Меня зовут Майя, вообще-то. — возмутилась я.
— Вогхона, вогхона! — гогоча, повторил он, показывая на меня пальцем. Его родители были слишком заняты, чтобы заметить это, как и мои.
— А ты чувы-ы-ырло, — ухмыляясь, протянула я.
— Нет это ты чувыгхло!
— Нет ты!
— Нет ты!
— Нет это ты!
— Ты!
— А ты кагхтавишь, — передразнила я его. — А еще ты глу-у-упый!
— Ты… Ты сама глупая ворона! — он нахмурился.
— Глу-пый, глу-пый! — меня уже было не остановить.
— Не-е-ет! — громко замычал он, шмыгая носом.
— Глупый маленький кагхтушка!
— Ы-ы-ы! — он взревел и кинулся к забору.
Разогнавшись, он побежал на меня, но я вовремя спрыгнула с плетеного заборчика и отошла в сторону. А вот мальчуган, не рассчитав скорость, впечатался лбом в столб, поддерживающий забор, и я услышала, как он начал громко ныть.
Упс. Похоже, довела парня. Да бог бы с ним — у меня ж теперь проблемы будут.
— Ма-а-ама-а-а! — громко рыдая, он чуть ли не галопом понесся к своим родителям.
Вот только проблем с чужой семьей мне не хватало.
Буквально через минуту к заборчику подбежала его мать, держа за руку сына.
— Хельга! Хельга! — стала кричать она, не заметив меня, вжавшуюся в изгородь.
Моя мама поднялась во весь рост над колосящейся золотой бездной. Ветер красиво развевал непослушную прядь на ее лбу, длинные рукава платья были подвернуты до локтей, а в руке она сжимала серп. Не выпуская его из крепкой хватки нежных, но сильных рук, она быстрым шагом направилась к нам.
— Что такое? Майя, ты прячешься? — мама склонила голову, глядя то на меня, то на семейку за изгородью.
Мне нехотя пришлось выйти из своего укрытия.
— Ваша дочь оскорбила моего сына! — начала причитать женщина за забором, уперев руки в бока.
— Сказала, что я… — мальчик громко шмыгнул носом, втягивая сопли. — Глу-у-упый!
— Майя! — воскликнула мама.
Ее голубые глаза впервые за эту жизнь осуждающе смотрели на меня. Их взгляд едва не прожигал дырку в моем теле, но даже без этого я чувствовала самый настоящий стыд. Щеки сильно жгло, а на спине чувствовались легкие ледяные уколы.
— Майя, зачем ты обидела Снорри?
Так у него еще и имя идиотское.
— Он первый начал! — так же, как и мама, я скрестила руки на груди. — Сказал, что я ворона!
Дальше разбирательства никуда не пошли, потому что с разных концов на крики пришли наши отцы. Причем оба бородатых мужика, казалось, едва сдерживались, чтобы не заржать, видя разыгравшуюся драму.
— Ну-ка, Хельга, иди давай, — папа взял меня за руку и оттеснил маму.
— Иди на поле, Берта, я все решу, — сказал второй мужчина.
Они явно пытаются не засмеяться! Что один, что второй, оба идиоты, не понимающие серьезности ситуации?
Ай, да кого я обманываю, самой же смешно. Подумать только — мне сейчас должно быть двадцать три, а я такой ерундой занимаюсь.
— Ну, Снорри… — вздохнул отец мальчика. — Значит, тебя обидела умная девочка?
— Да! Она казала…
Прежде чем мальчик успел договорить, его отец дал ему мощную затрещину, отчего тот едва не упал и разнылся еще больше.
— Стыдно! Девочка его обидела… Иди к матери! — мужчина прикрикнул и мальчик, рыдая, пошел обратно под юбку своей мамаши. Но суровое выражение лица мужчины сразу же сменилось на веселое, когда его сын ушел достаточно далеко. — Ну как ты, Борт? Женушка все не пускает по кружечке меда хряпнуть, а?
— Да иди ты, Ульк, — в голос засмеялся мой отец и крепко пожал ему руку. — И вообще, цыц! Вороненок мой все понимает, донесет еще мамке-то… М? Майя?