— Боги… Ты вся горишь! — с ужасом произнесла она, испуганно прикасаясь пальцами ко лбу. — Майя, полежи пока здесь! Не вставай!
Она быстро укрыла меня шкурой и выбежала из дома. Полежать на месте? А чего еще делать? Знобит, это ясно как божий день. В теле дикая слабость, и постоянно чихаю. Все лицо уже в соплях, мерзость. Ну и где эта женщина, когда она так нужна? Я в соплях вся, мама!
— Мама! Мама! — от ощущения собственной беспомощности стало по-странному грустно, и не смогла сдержать громкого плача. — Мама-а-а!
Буквально через полминуты родительница ворвалась в дом, едва не сняв дверь с петель. Следом бежал Шаман, который помог ей подняться с колен, когда она упала около кроватки.
— Майя, Майя, тш-ш-ш… — чуть ли не в слезах дрожащим голосом принялась успокаивать.
Рукавом платья стала вытирать мое лицо, но я лишь больше чихала.
— Привет, Майя, — хитро улыбнулся Шаман. — Блю сик, м?
— Привет, какашка, — к сожалению, других оскорблений не знаю. — Уйди!
Шаман громко засмеялся, дом наполнился звуком его басистого, слегка хриплого смеха.
— Конечно уйду! Так, Хельга, отойди-ка.
Мама послушно отошла от кроватки, положив меня обратно. Шаман приложил руку ко лбу. Не смотря на мою беспричинную нелюбовь к этому кадру, чувствую, сейчас он единственный, кто не даст мне умереть еще во младенчестве.
— Она горячая. Хельга, неси тряпку и холодную воду.
— Да! — энергично кивнула мама и убежала прочь, прихватив пустую бадью.
Я осталась наедине с Шаманом. Он ничего не делал, лишь вглядывался в мои глаза, будто бы все еще пытаясь понять, что скрывается за милых личиком ребенка.
— Почему ты такая сматт, Майя? — вдруг спросил он.
— Что такое сматт? — тяжело дыша, спросила. Он в ответ указал двумя пальцами себе на лоб, а затем мне. — А-а, умная! Я умная, да!
— Но как? Такие маленькие дети только учатся ползать, а ты… Ты ведь не просто повторяешь слова, да?
— Майя понимает и учится. Мне нравятся слова и хлеб с рыбой.
Шаман улыбнулся, глядя на меня, а затем залился басовитым смехом. Как раз в этот момент в дом ворвалась мама, расплескивая колодезную воду во все стороны, и подбежала к нам.
— Вот. — поставила бадью с тряпицей на боку.
Шаман грубыми, сильными руками вымочил и отжал ткань. Холодная, нет, ледяная ткань прикоснулась к моему лбу. Возмущенно зашипела, зажмурившись:
— Ай!
— Тише, все хорошо, Майя. Посмотрим…
Он отошел от кроватки, оставив холодную тряпку на лбу. Подойдя к столу, он поставил наплечную сумку из плотного светлого материала и принялся рыться в ней. Вскоре достал связку каких-то трав и на тоненькой веревочке подвесил к потолку.
— Огонь, огонь… — повторял про себя, подходя к печке.
Короткой палочкой с пояса поковырялся в тлеющих углях. Она тускло загорелась. Шаман поднес ее к связке трав под потолком, зажигая их, и тут же потушил, задув. Теперь они просто тлели, выделяя едкий дым, запах которого ударил мне в нос смесью полыни, цветов и чего-то еще.
— Это поможет. Но еще… — он снова стал рыться в своей сумке. — Только для Майи, другим бы не дал.
Протянул маме маленький мешочек.
— Это чай. Пусть пьет горячим два раза в день. Начните сейчас.
— Спасибо вам, Хьялдур, спасибо… — со слезами на глазах, мама крепко обняла Шамана. — Спасибо!
В ответ он лишь засмеялся и похлопал женщину по спине могучей ладонью.
— Блё фрисса снарт, Майя! — сказал на прощание, выходя из дома.
Ярко горел в очаге огонь. Не перестаю удивляться тому, как ловко устроена вся система. По сути, это костер прямо дома. Он обложен камнями, а над ним находится самая настоящая вытяжка с трубой! Очень умно для людей, которые пользуются каменными орудиями.
Над пламенем висит почерневший от копоти котелок. Он явно достался нам не от местных — еще ни разу не видела, чтобы хоть кто-нибудь в деревне обрабатывал металл. Слышу, как в нем закипает вода, пар поднимается вверх, и его затягивает в вытяжку. Травы под потолком почти полностью истлели, но дым от них заполнил комнату и никуда не денется добрую неделю.
Мать посадила меня и поднесла к губам глиняный стакан. Было видно, что ей горячо держать посуду, но она не обращала никакого внимания на боль, отчаянно желая помочь своему ребенку.
Запах, кстати, у чая был отвратительным.
— Бе! — высунула язык.
— Майя, пожалуйста, попей… — взмолилась мама и стала дуть на горячую жидкость, остужая ее. — Ну же, тебе станет лучше.
Тяжело вздохнула и подняла взгляд на потолок, но послушно стала пить эту гадость. Вкус был ничем не лучше запаха. Дико хотелось отрыгнуть все выпитое, но в глубине души понимала, что это — единственное доступное лекарство, и от него зависит моя жизнь.
Всю ночь меня лихорадило. Мать не отходила от кроватки и все время вытирала лоб холодной мокрой тряпкой, а потом стала обтирать меня всю.
Второй раз пить эту бурду не пришлось. Проснулась в отличном самочувствии и смогла, наконец, дышать обеими ноздрями, не чувствуя литров соплей в носу. Мама спала прямо на полу, положив голову на кроватку. Было видно, что она сильно устала за эту ночь.