Голый край (СИ)

Я помогла папе встать, а мама дала ему опереться на свое плечо, и мы медленно пошли к небольшой пещере, которую нашел друид. Впрочем, пещерой это было сложно назвать — так, небольшой карман.

Сделав эти трудные несколько шагов, папа снова рухнул на землю, уже внутри нашего убежища.

— Майя, — хриплым, сухим голосом произнес Хьялдур. — Ты можешь уйти со мной. Они не тронут мою ученицу. Уйдем в Скаген и…

— Нет! — слезы снова брызнули из моих глаз, и я кинулась на шею своему отцу. — Я не брошу папу! И м-маму!

— Я не могу остаться с тобой здесь, ты понимаешь?! — закричал Хьялдур. В его голосе были слышны дрожь и страх.

— Иди! С-спасибо за все, друид! — я прикусила губу и выдавила из себя кривую, натянутую улыбку.

Хьялдур кивнул на прощание.

В последний миг я увидела, как по его заросшим жесткими волосами щекам бегут слезы.

И мы остались втроем.

Наша семья — я, мама и папа. Снова вместе, как в старые добрые времена. Не хватает, правда, теплого очага, но папа с его безумной температурой сейчас вполне сойдет за такой, как ни посмотри.

— Главное, Майя… — прохрипел он. Снаружи послышались голоса людей. — Будь верной себе.

— Папа…

Закрывая собой солнце, к нам кинулся мужчина, держащий в руке каменный топор.

Я зажмурилась от страха. Все тело бросило в дрожь. Мама вскрикнула.

— РА-ЗЕ-РИ! — раздался знакомый мне вопль, и лишь тогда я смогла побороть страх и с благоговением открыть глаза.

Отец бросился на него из последних сил и резким ударом об стену буквально размозжил череп нападавшего об холодный камень.

Затем папа схватил его топор и крепко сжимая его в левой руке закричал, и крик его был подобен грому черного медведя, извергающего молнии в ночных тучах.

Берсерк бросился на врагов, в последний раз защищая свое единственное дитя. Обрубок правой руки кровоточил, а со спины мне в последний раз смеялся загадочный улыбающийся череп.

Через несколько секунд все было кончено.

Ну, вот и все.

Глава 18: Чудовища

— Довольно! — громкий, злорадствующий крик Офы будто бы на момент остановил время.

Мне все еще было страшно открыть глаза. Страшно было увидеть бездыханное тело отца. Страшно было смотреть на рыдающую и трясущуюся в страхе мать. Страшно было осознавать то, что во всем это виновата я и только я. Люди не умеют принимать добро, всегда ищут во всем подвох, и готовы даже придумать причину наказать человека, который просто хотел им помочь. Такой урок я усвоила сегодня.

— Хватит, — судя по голосу, Офа улыбалась. — Мать, загулявшая с убийцей из дальних земель, и ее маленькое отродье не заслуживают легкой смерти.

Черт.

— Оставьте их гнить в этой пещере! А если попытаются вылезти на свет — убейте! — закричала старуха.

Десятки голосов вторили ей одобрительными смешками и выкриками в нашу сторону.

Ублюдки.

— И помни, Майя, — ее голос был совсем близко. Видимо, она стояла прямо у входа в нашу нору, — какие бы духи ни благоволили тебе — нас больше, и мы все видим. И мы будем следить.

И все затихло. Я крепче прижалась к маме, которая отчаянно пыталась оградить меня от подобной участи всю мою короткую жизнь. Глаза щипало от слез, полных обиды, а грудь содрогалась от тихих всхлипов. Мне страшно. Очень и очень страшно. Я потеряла бдительность, расслабилась, дала им победить. Теперь в опасности не только я, но и дорогие мне люди — пиявки, мать братьев, моя мама. Сбежать успел лишь Хьялдур — эти безумцы наверняка "наказали" бы и его просто за то, что он общался со мной.

Сквозь сопли и слезы, забившие нос, в мои легкие пробивался воздух, пахнущий кровью и потом. Я все еще боялась открыть глаза и лишь слышала, как люди уносили из пещеры тела. Мама крепче обняла меня, прижимая лицом к своей груди, когда они уносили прочь папу, израненного и обезображенного. И мы остались вдвоем, согревая друг друга теплом матери и дочери в сырой, холодной норе, в которой порывами завывал соленый морской ветер.

В объятиях матери я снова почувствовала себя крохотным младенцем, которому нужна защита родителей. Мне вдруг стало безумно грустно за Киру, которая была лишена подобного счастья, и стыдно за себя, что я не могла быть такой же сильной, как она. Не гожусь я на роль спасительницы. Трудные времена порождают сильных людей, таких, как Кира, маленькая рыжая бестия. Но не меня. Внутри я была все тем же ребенком, который просто боялся смерти, боялся самого страха. Кира же ничего не боялась.

Я хочу сдаться. Очень хочу сдаться. Просто раствориться в объятиях своей матери как в ту ночь, когда от голода мы с ней вместе замерзали изнутри. Просто выгореть, погаснуть навсегда и забыться в теплых объятиях смерти, как уже случилось однажды. Кто знает, может быть, в следующий раз мне повезет больше..?

***

Я не заметила, когда успела уснуть, но состояние было до боли знакомым. Я словно снова очутилась в утробе своей матери. Словно снова мне предстояло пережить девять месяцев, наполненных лишь собственными спутанными мыслями и беспричинным уютом крохотного теплого мира, в котором я находилась.