Голый край

Ночью нам было не до сна.

Весь день мужчины деревни в поте лица трудились, сооружая баррикады и подготавливая поселение к нападению нежити. Мы не знали, случится ли это, но все без каких-либо споров согласились, что рисковать нет никакого смысла.

Не дали поспать и мне. Женщины, дети и старики срочно покидали свои дома и уходили дальше на запад вдоль берега, пока опасность не миновала. Отец настоял на том, чтобы я осталась и защищала деревню вместе с нашими воинами, хоть никто больше этого решения и не поддержал. Даже Хьялдур пытался отговорить Борта от этой, как он сказал, глупости. Однако моему отцу хватило одного лишь взгляда, чтобы поубавить спесь людей вокруг. В конце концов, хоть все они и были воинами, но отец сражался в дружине Ярла и имеет гораздо больший боевой опыт, нежели кто-либо еще.

– Так, милая… – вздохнул отец и дал мне огромное копье с кремневым наконечником. – Это копье, им…

– Я знаю, пап, – взяла оружие обеими руками, прикидывая его вес.

В длину оно было около двух лагов – достаточно для того, чтобы держаться на расстоянии от противника. К тому же мне досталась позиция в арьергарде, за забором из заточенных кольев. Рядом со мной стояли и молодые мальчишки, все не старше пятнадцати, но уже и не дети. Никто, наверняка, и не думал, что я могу быть здесь полезна, но в данной ситуации другого выхода не было – я виновата в случившемся и не имею права сбежать теперь, когда пришло время платить по счетам.

– Борт, – раздался голос Хьялдура, и мы с отцом обернулись, – и ты, Майя. Подойдите.

Закинула длинное для моего роста копье на плечо и вместе с папой пошла за друидом.

Вокруг ярко горели костры и факелы, люди старались как можно лучше осветить деревню перед боем. Приказ на это и на сооружение баррикад поступил от отца.

Друид отвел нас к дому старейшины. Он и его жена – единственные, кто отказались покидать деревню в эту ночь и при этом не были обязаны ее защищать. Просто старый упрямец твердо решил рискнуть своей и без того паршивой, с его-то здоровьем, жизнью, а мудрая Офа была достаточно верна своему мужу, чтобы остаться с ним. Она стояла на крыльце, вглядываясь в темноту и, казалось, не замечая нас. Хьялдуру пришлось демонстративно покашлять, чтобы привлечь ее внимание, и наконец она одарила нас своим все таким же отстраненным, но теперь уже обеспокоенным взглядом.

– Здравствуй, вороненок, – слабо улыбнулась она мне. – И тебе, Борт.

Мы с отцом поклонились.

– Простите, но мне нечего вам сказать, – она слегка склонила голову, – друид пожелал, чтобы я слышала ваш разговор.

Отец понимающе кивнул и взглянул на Хьялдура.

– Борт, все очень плохо.

– Разве? – папа удивленно поднял бровь. – С ними справилась моя шестилетняя дочь. Ты думаешь, мы не сможем их сдержать?

– Дело не в мертвецах, – Шаман покачал головой, вздыхая. – Ветра таинственных земель воют со всех сторон. Грядет что-то страшное.

– Не томи, Хьялдур, – вздохнул Борт.

– Хельга не позволяла тебе общаться с пилигримами, что приходили тебя навестить, – друид взглянул на меня. – Они верили в твою силу и продолжают верить. Мне пришлось стать для них проводником, но не в мир духов, а в твой мир, Майя.

– Что это значит? – обеспокоенно спросила я.

– Они принесли с собой дурные вести, – Хьялдур склонил голову. – Запад неспокоен. Соль потекла рекой по землям нашего народа, и Скаген стал богат как никогда. Другие же… В их душах стала разрастаться зависть и злоба.

– Ты хочешь сказать, что другие племена хотят напасть на нас? – Офа взглянула на Хьялдура.

– Я не верил в это. Скаген силен, а Ярл славится своей яростью и беспощадностью. Но шторм грядет не только в людском мире, но и в мире духов, и произошедшее с Майей – прекрасное тому подтверждение.

– Ворон? – спросила.

– Да. Тебя спас Ун, предвестник бед и злых шуток над людьми.

– Что это значит?

– Это значит, что духи в ссоре. Одни желают твоей смерти, а другие – защищают тебя. И ни одного из этих духов я не посмел бы назвать “добрым”. Ты понимаешь? Их битва предрекает нашу битву.

– И что же ты предлагаешь, друид? – тихо спросила Офа, вглядываясь в темноту ночи.

Шаман вздохнул и отошел на пару шагов назад. Его лицо, разукрашенное пеплом и дикими красками, окутала вуаль темноты, и в ней череп оленя будто стал его настоящей головой.

– Уходите немедля. Бросьте все. Сожгите дома, посевы, принесите скот в жертву духам и молитесь о прощении. Бегите, куда только глядят ваши глаза – на восток, на север, но бегите. Ибо зло таится не в темных лесах, а в сердцах людей.

По спине пробежали мурашки. Не в силах проронить ни слова, смотрела в пустые глазницы оленьего черепа как под гипнозом. Каждое слово друида, которого я раньше видела лишь веселым и вечно смеющимся, теперь эхом разрывалось в голове, звеня и завывая, подобно зимнему ветру. Не было в этих словах ничего хорошего, и от того они звучали лишь убедительнее.

Бежать. Бежать без оглядки.

Но долго ли получится убегать от судьбы?